Вокруг Света 1979 № 12 (2471) - [11]

Луис Корвалан приехал встретиться с детьми чилийских революционеров, погибших и выживших. Ребята моментально окружили Луиса Корвалана, который на ходу спрашивал:

— А тебя как зовут? А ты чей будешь?

Луис Корвалан остановился, внимательно всматриваясь в лицо мальчика с черными волосами и черными глазами.

— Значит, ты Валентин Каррильо, сын Исидоро...

В одном из классов ребята пригласили своего гостя занять место за столом учителя: когда-то вождь чилийских коммунистов тоже начинал свой жизненный путь учителем. Луис Корвалан беседовал с ребятами с юмором, пересыпая свою речь пословицами и поговорками. Он расспрашивал их о том, как они живут и учатся, на каком языке больше говорят между собой — на русском или испанском.

— Что я вам хочу сказать, дорогие ребята. Вам здесь хорошо живется, у вас замечательные возможности для учебы. Приятно, что вы не забываете свою далекую родину. Отцы некоторых из вас пали от рук фашистов. Но о чем я хочу вам напомнить? О том, что вы находитесь в городе первых Советов России. Многие их члены тоже были убиты. Но Советская власть победила. И вы видите, чего она достигла. Так и в Чили, как бы ни расправлялись с революционерами, победит наш народ... Ведь мы обязательно возвратимся на родину. Так ведь, Валентин?

От неожиданного обращения к нему мальчик стушевался и не нашелся с ответом.

— Конечно, мы возвратимся. По-другому, Валентин, не может быть.

— А вы можете рассказать о нашем папе и...? — Валентин не досказал, что хотел. Он вдруг закрыл руками глаза, на которых появились слезы, и опустил голову.

Ребята смолкли. В классе воцарилась тишина.

Луис Корвалан не ответил юному Каррильо: не хотел, чтобы заплакали и другие.

— Валентин, Валентин... — успокаивал он мальчика, сам глубоко взволнованный случившимся. На следующий день Луис Корвалан прощался с ребятами. Протягивая руку Валентину, он спросил:

— Как настроение, Валентин? Хорошее?

— Да.

— Ты меня спрашивал вчера об отце. Так вот что я скажу тебе сегодня. Твой отец жил как коммунист и умер как коммунист. Он оставил тебе шахты и рудники Лоты. Он оставил тебе пример лотских горняков...

...Горняков, которые теперь называют своих детей именами расстрелянных Исидоро и его товарищей.

Л. Косичев

Страна, где есть почти все?

В два я пересек границу Свазиленда, как увидел у дороги десятка полтора хижин. Они напоминали гигантских жуков, шествовавших на человеческих ногах.

Я остановил машину, чтобы запечатлеть на пленку гуляющую хижину, когда из-под нее вылезли три женщины и мужчина. Они уселись передохнуть на обочине дороги. Разговорились. Мужчина — его звали Маситсела — рассказал, что подобные перемещения целой деревни — дело обычное в современном Свазиленде. В их селении жили безземельные крестьяне, арендаторы и батраки, обосновавшиеся на краю крупной латифундии, принадлежащей белому южноафриканцу, баасу Райту.

Семь лет они работали на него на условиях, которые можно назвать только кабальными: две трети урожая кукурузы отдавали баасу за право жить на его земле и обрабатывать поле, треть оставляли себе. Но в этом году баас решил пустить их поля под плантацию ананасов и согнал крестьян с земли. Не разрешил даже собрать последний урожай кукурузы...

— Куда идем? — задумался над моим вопросом Маситсела. — Повыше в горы, где еще есть ничейные участки земли. Но они неплодородны, и поэтому собранным с них урожаем семью не прокормить. Придется податься на заработки в ЮАР...

Отходничество в Южную Африку — одна из серьезнейших проблем свази, порожденная массовыми захватами их земель белыми колонистами. Ежегодно на шахты, рудники и плантации расистской республики в поисках заработков уходят тысячи молодых а-ма-нгване — так называют себя свазилендцы. Страна теряет наиболее динамичную и трудоспособную часть своего населения. Разрушаются семьи. Снижается рождаемость. И коренным образом меняется характер традиционной экономики свази.

Еще каких-нибудь сто лет назад а-ма-нгване были скотоводами, гордо взиравшими на представителей соседних племен, копавшихся в земле. Скот был мерилом богатства, уход за ним считался делом престижным, и поэтому мужчины, дабы возвысить и укрепить свое положение в обществе, запретили женщинам даже приближаться к скотине. Они не только пасли своих коров и при случае пахали на быках землю, но и монополизировали дойку.

Теперь, когда все больше и больше мужчин покидают деревни и уходят на работу в города или в ЮАР, казалось бы, женщинам-свази пора освоить премудрости доения. Однако в косной атмосфере феодального королевства их по-прежнему не подпускают к скоту. За этим зорко следят деревенские вожди. Уродливо преломившаяся в современных условиях традиция и земельный голод заставляют крестьян а-ма-нгване забывать о скотоводстве, превращают их в земледельцев-батраков, в отходников...

Как и у всех скотоводческих народов Африки, мужчина-свази, намеревающийся обзавестись семьей, должен пригнать родителям своей избранницы стадо. Выкуп, называющийся у южноафриканских банту «лоболой», в зависимости от достатка жениха и запросов семьи невесты может колебаться от сотни коров до двух коз. Однако в отличие от других банту лобола у свази выплачивается не за невесту как таковую, а за ее потенциальную способность производить на свет детей. Отдавая скот будущему тестю, жених тем самым лишает всю его семью, в том числе и его дочь — свою невесту, — каких бы то ни было прав на будущее потомство.