Вокруг Света 1979 № 10 (2469) - [3]

На столе все, чем можно угодить путнику. Хлеб, сыр, масло, вода в старинном кувшине, но... Магомед Хачалов, молоденький начальник вертолетной площадки, ставший моим кунаком час назад, с истинно горским темпераментом продолжает корить небо, себя и меня, что не может подать сейчас на этот стол дымящегося барашка.

Тлярата — центр овцеводческого района. Летом стада пасутся в здешних горах, а на зиму овец отгоняют в Кумыкскую степь: там больше корма. Добираются они обратно до Тляраты в середине лета, и мне известно, что в эту пору в высокогорных аулах овец еще нет. Но не за бараном же я сюда ехал!

— Телефон есть, — не унимается Магомед. — Ты что, не мог позвонить, спросить, в какое время к нам лучше приезжать? Ладно, — всерьез решается он вдруг. — Раз нет барана, будем козла резать, за чем дело.

Абдулмумин, Амет, Камат и еще один Магомед-милиционер, принесшие на наш стол лук, вино и редиску, согласно и молча кивнули: верно.

Козел был черный, длинношерстный и бородатый. Несомненно, в крови его было немало от дикого родича — тура. Голову украшали литые винтообразные рога, на которые хоть падай со скалы — не расшибешься! Это было поистине чудо природы, украшение аула, и я взмолился: «Да бросьте, неужели вам не жаль такого красавца?»

— Э-э... — сказал Магомед. — Для гостя ничего не жалко.

Козел, все это время спокойно пасшийся неподалеку от вертолетной площадки, вдруг насторожился, поднял голову, словно догадался, что речь зашла о нем, но вместо того, чтобы тут же дать деру, вдруг смело зашагал к столу.

Абдулмумин, Камат, Амет и Магомед взвизгнули от восторга.

— Умница, — сказал Магомед, — сам идет. Все понимает, — и ловко поймал козла за рога.

Но тут я не выдержал.

— Напрасно, — грустно сказал Магомед и отпустил козла. — Желание гостя у горцев — закон для хозяина.

Абдулмумин, Камат, Амет и Магомед тяжко вздохнули, а козел, воспользовавшись подходящим моментом, стянул со стола редиску и пустился с нею бегом, рассмешив всех.

— Не вовремя ты приехал, — говорит Магомед-милиционер. — Взяли бы лошадей, поднялись в горы. Я бы тебе туров показал. Все бы увидел. Как отдыхают, как пасутся, как дерутся рогачи за самку. Такие бы кадры наснимал.

— Туры — что, — говорит со знанием дела Камат. — Если бы тебе под осень к нам приехать, можно и черного медведя посмотреть. В наших лесах, — поясняет он, — разные медведи живут. Есть совсем светлые. Шкура у них такого же цвета, как мешковина. Эти медведи чаше встречаются весной. А есть бурые. Те трусы, от людей всегда убегают. Самый же храбрый — черный с белым пятном на груди. Этот ничего не боится, коров, коз таскает, в лесу оленей ест.

— Такого медведя, — говорит, в свою очередь, Амет, — я мальчишкой убил. Давно это было. В первый раз на охоту пошел и на него наткнулся. Даже испугаться по-настоящему не успел. Выстрелил, он сразу и рухнул. Обрадовался было, но как медведя тащить, когда до аула ой как далеко. Выбежал на край ущелья — вижу, старик внизу идет. Кричу ему: «Помоги, сходи в аул, скажи, пусть люди придут, я медведя убил, шашлык есть будем». Старик только рукой махнул. Не поверил. Сколько мог, я мяса взял и побрел в аул. Мне поверили, пошли за мной, принесли медведя. Тогда я говорю тому старику, мол, вот я какой охотник, а ты не поверил.

Старик опять за свое — всякое со страху бывает. Ух, заело это меня. «Не веришь, — говорю, — что я стрелять умею!» Вскинул ружье, а метров за сто пятьдесят бежит моя собака. Хорошая собака, но тут уж я не размышлял, голову словно туманом застлало. Прицелился — выстрелил, и моя собака как подкошенная упала. «Что теперь скажешь?» — кричу старику, а он смеется. Говорит: «Вот теперь вижу, что ты настоящий горец». Медведя всем разделили, шкуру старику отдал. Вино пили, а мяса я есть не стал. Жалко было собаку.

— Да, — сказал после недолгого молчания Абдулмумин Маджидов. самый пожилой горец за столом. — Черные медведи и в самом деле бывают очень большие. Я видел следы там, в горах. Но самым интересным существом я, как хотите, снежных червей считаю. Старики говорят, что рождаются они в снегу, который два лета в горах пролежал, и только в очень жаркую погоду. Я только раз их видел, кишмя в снегу кишели. Белые с черными головками. А положишь на ладонь, на солнышке подержишь — остается только капля воды! Вот ведь чудо какое.

— Тут к нам один специалист приезжал из Москвы. Хотел найти этих червей и в термосе ученым отвезти. Я его на лошади по горам возил, но червей этих так и не нашли. Не выдалось, значит, нужное лето. А если ты приедешь, — говорит Абдулмумин, — я тебе их покажу. Приезжай, а? Где-нибудь в июле—августе. Это для них самое время. Снимешь червей на снегу, потом на ладони. И каплю воды снимешь, что от червя останется...

Хорошо было сидеть на солнечном лугу в горах, перед стремительно мчавшимся Джурмутом. День катился к закату, вертолет застрял в Гергебиле. Оттуда радировали, что испортилась погода и он вылететь не сможет. А я и не жалел, что не удалось побывать у Гутон-горы: разве Тлярата — земля, где начинает свою жизнь один из притоков Сулака, — и в самом деле не чудеснейший уголок?