Вокруг Света 1979 № 08 (2467) - [35]

У мастерицы могло и не быть осознанного стремления передать впечатления от леса, просто зрительные образы западают в душу и находят потом свое выражение.

Совсем другие половики у Екатерины Александровны Соколовой. Я привезла в Москву те и другие. Половики Антонины Алексеевны можно было постелить и на диване в кухне, и на тахте в комнате, всюду они были к месту, вносили легкое, веселое настроение и облагораживали стандартную квартиру. А вот с половиками Екатерины Александровны было сложнее. Куда их ни положишь, они все кругом забивают, врываются торжествующей, прямо какой-то языческой радостью, и блекнет все, что есть в доме... Ее половики — это откровенная домоткань, ручная работа, так отвечающая современному стремлению видеть теплоту ручного творчества в предметах, которые нас окружают.

Они очень просты по рисунку и цвету: чередуются две широких поперечных полосы — красная и темная, где красный цвет наложен на синий. Да две желтые продольные полоски проходят по краям. Вот и все. Но простота этой традиционной по характеру вещи кажущаяся, в ней глубокое и непростое содержание. Таким же внешне простым, однообразным может показаться на первый взгляд эпос, а ведь он содержит духовный опыт целого народа, отражает его отношение к жизни. Но стоит вчитаться в него, как поражаешься его глубине, емкости образов, художественному совершенству.

В работе Соколовой простота того же плана — глубокая. Это выражение мощной жизнеутверждающей силы, которая все преодолевает. Красный цвет проходит по всей ткани, он покрывает синие полосы, умиротворяет, сглаживает их, не позволяет им отрываться от себя. Он словно добро, перекрывающее все злое и темное.

Размеренный ритм полос, ясный, спокойный, тяжеловатый, вызывает представление о долгом пути или о самой жизни как о пути, в котором чередуются светлое и темное, тяготы и радости. Явственно ощущается неослабевающая энергия этого движения, уходящего в бесконечность...

Переработка жизненных впечатлений здесь идет на глубоком, можно сказать, философском уровне.

В противовес этому в работе Скворцовой отразилась радость прямого впечатления, часа, дня, она одномоментна, замкнута, конечна.

Но, как ни различны работы мастериц, в них есть нечто общее, порожденное образом жизни, близостью к природе, спокойным чередованием труда и отдыха — всем тем, что дает ясный душевный настрой, которого так не хватает порой нам, горожанам, живущим вдали от полей и лесов.

И. Рольник

Костромская область

"Бедные белые" острова Реюньон

Тысячелетиями извергавшаяся лава создала рельеф острова Реюньон: высокие горы внутренней части, разрезанные долинами, тесными и глубокими, крутые обрывы, небольшие плато — и узкая ровная прибрежная полоса. Берег завален глыбами застывшей лавы, и те же гигантские глыбы усеяли дно прибрежного мелководья. Оттого и нет на острове удобной естественной гавани.

Потому-то многочисленные мореплаватели даже не пытались высадиться на этот необитаемый остров, затерянный в Индийском океане в шестистах километрах к востоку от Мадагаскара. Они ограничивались тем, что, нанеся его на карту, устремлялись дальше по бурным волнам в поисках более удобных и богатых земель. Впрочем, даже не видя в острове никакой пользы, капитаны не забывали дать ему имя.

Первым «крестным отцом» был капитан португальского судна «Санта-Аполлония», некто Лопиш да Оливейра. Свое имя он уже увековечит незадолго до того, как поросшие густым лесом горы нового острова выросли перед ним из океана. И теперь, не ломая долго головы, он решил вписать на географическую карту имя своего корабля.

Санта-Аполлония просуществовала восемнадцать лет, пока в 1545 году соотечественник Лопиша, капитан Маскареньяс, не дал острову свое имя. А поскольку через несколько лет он открыл и нынешний остров Маврикий, название распространилось и на него. Имя так и осталось на карте: Масчаренские острова. Однако каждый из островов впоследствии получил свое новое имя.

Какое-то время просуществовало название Форест оф Инглэнд — Английский лес. Очевидно, капитану Кэстлтону, которому Маскареньяс открылся в марте 1613 года, зеленые здешние леса напомнили далекую родину. Но и англичанин даже не попытался высадиться на берег, чтобы установить там британский флаг.

Двадцать пять лет спустя французский корабль «Сэн-Алексис» бросил якорь неподалеку от острова Форест оф Инглэнд. Французские моряки на шлюпке добрались до берега, водрузили флаг с королевскими лилиями и, объявив остров владением Людовика XIII, нарекли его Бурбоном (в Париже, впрочем, название утвердили только в 1649 году). Под этим именем суждено острову было пробыть довольно долго — примерно столько же, сколько процарствовали еще Бурбоны.

Франции принадлежал тогда и Маврикий. С 1642 года французы начали заселять оба острова.

Одни переселенцы отправлялись в долгое трехмесячное плавание добровольно, со всеми пожитками, с женами и детьми. Люди более состоятельные предпочитали Маврикий, где было больше удобной для крупных плантаций земли.

Другой поток переселенцев шел на Маскарены из Африки и с Мадагаскара: в зловонных трюмах невольничьих кораблей везли рабов — негров и мальгашей.