Вокруг Света 1979 № 07 (2466) - [8]

Пан Антони помолчал. Отодвинул чашку и посмотрел на часы. Было около десяти вечера. Мне показалось, что он, как человек, неожиданно решившийся на эту позднюю встречу, сейчас встанет, попрощается с нами и уйдет. Но я ошибся. Он подозвал официантку, попросил принести еще кофе.

— Имен погибших не знаешь и потому, наверное, часто думаешь об одном и том же: писали письма, мечтали, думали о родных и очень хотели вернуться к ним.

Он поднял на нас глаза, ожидая вопроса. Кароль отреагировал первым и потому спросил об отце Николая Ильича:

— Как удалось отыскать его могилу?

— Это оказалось не так сложно.

Пан Антони впервые за встречу закурил.

— Кажется, это было в году семьдесят пятом. Николай Ильич прислал нам письмо, где сообщал, что восстановил извещение, полученное семьей в сорок пятом году, — наверное, старое было утеряно, — в котором говорится: его отец погиб в деревне Посово... Ошибку в названии деревни мы уловили сразу: не Посово, а Косово; вы знаете, в подобных делах надо быть дотошным, поторопишься, не уточнишь все факты, приедет человек, а могила окажется другой. Понимаете, какой удар для человека... Вот мы и написали, чтобы он сообщил нам точные данные об отце: часть, в которой тот воевал, месяц гибели, фотографию... Сколько прошло времени, не помню, но я получил от него все, что просил, обращался он в архив министерства обороны. Оказалось, отец его был в 66-й механизированной бригаде. В трудных боях за Гданьск получил тяжелое ранение и скончался в госпитале. Как раз когда я занимался его письмом, приехал ко мне Леон Бруловски, директор школы, председатель Общества польско-советской дружбы города Картузы. Я показал ему письмо Николая Ильича, данные о его отце. Подумав, он сказал: «Он должен быть у нас. Это один, из пяти похороненных в деревне Косова во дворе». Проверка подтвердила его слова. А мы послали приглашение семье погибшего посетить могилу.

— Наверное, в ваших поисках немалое значение имеет участие самих родственников погибших, — сказал я. — То есть насколько в них еще жива надежда.

— Да. Вы правы. Я бы сказал, активное участие... — Пан Антони задумался, посмотрел опять на часы и, уловив наш взгляд, заметил: — Я сейчас поймал себя на мысли, что думаю о завтрашних делах, и потому заторопился. А ведь важнее, чем наш разговор, чем память о НИХ, не должно быть ничего. Сначала ОНИ, а потом уже другие дела... — Он снова помолчал и, видимо, решившись продолжить встречу, заговорил: — Лет пятнадцать тому назад жительница деревни Красное Арзамасского района Горьковской области обратилась в редакцию воинской газеты, кажется, «Знамя победы». Написала, что был у нее сын, который погиб в городе Данциге. Помогите, просила она, найти его могилу. Вскоре к нам приехал один журналист. Пробыл три-четыре дня. Но мы ничего не могли уточнить за это время. Нам пришлось поработать над поисками около трех лет. Мы знали, что Ивану Маркееву было двадцать три года, имел три ордена и звание гвардии майора, погиб третьего апреля сорок пятого — спустя три дня после освобождения Гданьска. Заместитель начальника разведывательного отдела штаба 65-й армии генерала Батова поручил Маркееву вернуть одну из воинских частей из района Жулавы в Гданьск. Приказ он выполнил, но, когда возвращался, группа гитлеровцев отрезала ему путь. Отбиваясь, он последний патрон выпустил в бензобак своего вездехода. Под обрывом стояла мертвая Висла, там — баржа с горючим, и он врезался в баржу... Я узнал об этом из документов польской комендатуры, составленных по рассказу пленного фашистского капитана. Из других документов, которые мы нашли при помощи майора Чернявского, друга погибшего майора Ивана Маркеева. Имя Маркеева дали гданьской школе номер 46. Пригласили мать в Польшу. Она приехала с двумя дочерьми, сестрами погибшего. Одна из сестер третьего апреля в десять часов утра родила у нас в Гданьске парня.

Один погиб на гданьской земле третьего апреля, другой родился... Мы дали ему имя погибшего дяди.

Конечно, иногда результаты наших поисков зависят и от тех, кто воевал вместе с павшими, был свидетелем их гибели... Однажды, несколько лет назад, два уже немолодых человека написали из Ленинграда письмо в наше «Общество». Вспомнили свой бой в одной польской деревне, которая переходила из рук в руки. Вспомнили, как пылал дом и женщина кричала,— в доме горел ее мальчонка. Один из воинов бросился в дом, а когда вынес мальчика, пулеметная очередь из гитлеровского танка прошила его тело. Об этом я написал тогда в нашу газету «Глос Выбжежа». Получил семнадцать ответов из шестнадцати местностей воеводства. Разные были поправки — о месте, о дне боя; но мы сегодня знаем, что это был солдат Мисюров, он тоже лежит в братской могиле в Картузах. А спасенный, инженер-строитель, живет на юге Польши, вблизи Вроцлава.

Спустя тридцать лет мать и дочь солдата нашли могилу Мисюрова...

Пан Антони встал.

— Рад был встрече, — сказал он просто. — Пожалуйста, проводите меня до машины.

У меня, да и у Кароля, оставался один вопрос, который наверняка не дал бы нам уснуть сегодня. И я задал его, прощаясь с паном Антони.