Вокруг Света 1979 № 02 (2461) - [17]

— Это случается?

— Очень даже часто, — сказал Свен. — Завтра я покажу тебе одного парня. Стена у него заискрила, и он понял, что перед ним опал. Ему бы ножом ковырнуть, а он ахнул киркой; лежа на боку, промазать нетрудно. Камень вдребезги. Правда, и за обломки он получил двенадцать тысяч. А целый камень стоил бы пятьдесят. Представляешь, что с ним было? Одним ударом уничтожить шанс, которого ждешь годы!

Петер между тем улегся в забое. Кирка отскакивала от кристаллического кварца, кувалда и долото ковыряли свод. Когда работаешь, лежа на боку, все требует удвоенных усилий. Мы меняемся, а потом через голову бросаем пустую породу в выработанные штреки. И смотрим, смотрим. Так мальчишки, ползая на животе под кроватью, ищут закатившийся шарик.

В десятках таких же штолен сотни мужчин, занесенных в пустыню со всех концов света, сражаются со скалой. Никто из них не думает о красивых дамах, которые будут носить брошки и перстни с этими камнями. Никто не представляет себе ювелирных магазинов Токио, Нью-Йорка или Сан-Тропеза. Они мечтают только о том дне, когда скала заискрит, расступится и выдаст огромный опал, как пропуск в сияющий мир денег и бурных развлечений.

Не век же счастью уклоняться от них! Вся Андамука шепчется о неизвестном везунце — черт его знает, откуда он родом! — который на третий день после приезда нашел в заброшенной штольне опал в пятьдесят тысяч долларов. А те счастливчики, что нашли самый большой из всех известных опалов — Королеву Андамуки? Скрылись они или остались ждать еще большего счастья?

Правду знает только скупщик опалов, ну и, конечно, те трое. У всех достаточные основания помалкивать.

Диггер годами сражается с иссохшей горной породой вовсе не для того, чтобы отвалить треть тяжко добытых денег в виде налога государству. В этом единодушен весь поселок, а скупщик, который не станет держать язык за зубами и выдаст своих клиентов, поставит себя вне закона пустыни. Неписаного, но беспощадного.

Власти, конечно, это не устраивает. Из-за Королевы Андамуки явилась целая комиссия. Единственное, что удалось достоверно установить: никто ничего не видел и не знает. Скупщик вежливо улыбался членам комиссии: «Можете мне не верить, джентльмены, но я и впрямь не знаю, у кого купил этот опал». Джентльмены, понятно, не верят и кисло выслушивают историю, как в полночь в его дверь постучали незнакомцы и предложили купить опал. Отчего же не купить? Они показали ему самый большой и самый красивый опал, который он когда-либо в жизни видел, и он выложил за него шестьдесят тысяч... «Он того стоил, джентльмены, вы сами его видели».

Джентльмены его видели, но хотели бы поглядеть и на тех троих. «Да, — припоминает торговец, — один был высокий, другой маленький, а третий так — что-то среднее. Большой — блондин. Или нет, точнее, брюнет. Впрочем, дело было ночью, и видел я их впервые в жизни». Комиссия хмурится и приступает к обходным действиям, безрезультатность которых известна заранее.

Андамука стоит на анонимности счастливых старателей так же прочно, как и ее домики из рифленого железа на пересохшей земле; в пустыне не платят налогов, и лишь поэтому одиночка может выдержать с сотней долларов в здешних местах полгода. Одиночке нужно немного: карбид для ламп, хлеб, чуть-чуть молока, желеобразная взрывчатка и детонаторы.

И, конечно, надежда.

Счастливчики на час

Кирки впиваются в затвердевшую глину и отскакивают от кварца.

Каждый лелеет предвкушение сказочного богатства.

Истории счастливцев — как маяки на дороге надежды.

Они похожи на легенды. Они были бы невероятны в любом месте, кроме Андамуки.

Три хмельных диггера в сиднейском баре скатали из пятидолларовых бумажек мяч и начали играть на паркете в футбол, пока полиция не заинтересовалась, откуда у них столько денег.

Приятель Штефана заработал десять тысяч, но не доехал с ними дальше Аделаиды: снял роскошный дом в предместье, окружил себя красотками; с заката до рассвета под его окнами играл оркестр. Через месяц притащился обратно без единой монетки, но счастливый шикарно проведенным отпуском.

Разные истории... Но итог один: те, кому пофартило, не в состоянии обдуманно вкладывать свои деньги. Человек с опаловых копей как бумеранг. Он вернется. Андамука его судьба, и только здесь он у себя дома.

К Штефану — я жил в его домишке из рифленого железа, где стояли стол и две расшатанные койки, — прилипло невезение, густое, как сапожный вар. Счастье благоприятствовало ему только до той минуты, когда он купил в рассрочку новую машину. Потом заело. Он вкалывал с бешенством отчаяния, но за полгода не нашел ни камешка. Машину отвезли на аукцион, поскольку на очередные взносы средств не было, и таким образом он потерял не только восемьсот долларов, вложенных в нее как основной капитал, но еще и четыре сотни, выплаченные в виде взносов. На короткое время показалось, что фортуна ему улыбнулась: в компании с восьмидесятилетним Сильвестром они взялись за участок, где в свое время какой-то англичанин снял экскаватором крышу над опаловым слоем. Подобное дело всегда связано с риском, потому что внизу может вообще ничего не оказаться. Англичанину пришлось срочно уехать из здешних мест, и участок достался первому, кто его взял.