Вокруг Света 1978 № 07 (2454) - [21]

Григорий метр за метром осматривал берег, наводил бинокль на руины, надеясь заметить хоть какие-то признаки жизни. Он боялся признаться себе, что зимовка мертва. Ни людей, ни собак.

— Ушли! Все пожгли, подлецы. Что же с ребятами стало?

Заметив подошедшего Ногаева, Григорий резко поднялся и, передавая бинокль, сказал:

— На, смотри и запомни. На всю жизнь запомни...

Григорий молча зашагал к упряжке.

Когда Ногаев спустился вниз, Бухтияров внешне был спокоен, только глаза его, всегда веселые, были суровы.

— Пошли. На месте все уточним.

Вскоре они преодолели открытое пространство тундры и вышли к левому берегу реки. Оставив в разлоге Ногаева с упряжкой, Григорий спустился на лед. За ночь он окреп и выдерживал тяжесть человека даже без лыж. Еще раз внимательно оглядев противоположный берег и не обнаружив ничего подозрительного, он вернулся к упряжке.

— Кажется, все тихо. Возьми бинокль и следи за мной. Если там организована ловушка и я попадусь, немедленно уходи.

Отвязав Шайтана, Григорий легко заскользил на лыжах. Собака, зная эти места, уверенно направилась к тому берегу. Следуя за Шайтаном с карабином в руках, Григорий вслушивался в тишину. Никого, ничего. Только с моря доносился скрежет льдов, дрейфующих вдоль берега, над которым поднимался слабый дымок от тлеющих головешек.

Неожиданно Шайтан остановился и, рыча, пополз по льду, оглядываясь на хозяина. «Наверное, нерпу почуял», — подумал Григорий. Приблизившись к собаке, он крикнул:

— Вперед, Шайтан... — и замер. Сквозь лед на него смотрели широко раскрытые глаза человека, полные тоски и ужаса. Течение раскачивало труп, как маятник, из стороны в сторону: веревка, привязанная к поясу, зацепилась за льдину.

— Боцман... Даже не похоронили...

Григорий невольно сдернул шапку, но тут же надел ее.

— Пошли, Шайтан! Нет у меня к нему жалости. Фашист ему имя.

Выйдя на берег, Бухтияров долго ходил по пожарищу, искал тела ребят, но никаких следов... Двухлетний запас продовольствия, хранившийся на складе, был вывезен или сгорел, остались только два мешка обуглившегося риса. На месте склада горючего для самолетов были разбросаны оплавленные и развороченные бочки. «Вот они и давали черный дым», — подумал Григорий, направляясь к месту, где еще недавно грузили клипер-боты продуктами, чтобы переправить их на лодки.

«Лодки... А что, если они лежат на грунте и наблюдают за мной? Ведь перископы могли замаскировать, и я их не вижу...»

От этой мысли его бросило в жар, он остановился и метр за метром стал прощупывать глазами ближайшие льдины, до которых от берега было метров триста-четыреста.

«Им нужен, крайне нужен самолет. А меня не трогают, как подсадную утку». Вдруг ушедший вперед Шайтан остановился и, подняв голову, тоскливо завыл. «Да что же это такое? Никак нашел тела ребят?» — подумал Григорий, бросаясь к темным пятнам на снегу, у которых выл Шайтан.

— Раз, два, три... девять, десять... Сволочи! Расстреляли собак. Но где же ребята? — Григорий потрепал за шею Шайтана. — Ну, ну, Шайтан, хватит. Ищи ребят, ищи...

Пес понимающе посмотрел на хозяина, перестал выть и, опустив морду к затоптанному снегу, широкими петлями побежал к морю. У самого уреза воды, где на песке отчетливо выделялись следы множества ног, Шайтан остановился и, глядя на серую гладь воды, снова завыл.

Среди резких следов солдатских сапог Григорий ясно увидел отпечатки ног, обутых в оленьи камусы; они шли к воде и исчезали у самого наката волн. Григорий свистнул Шайтану и тяжело зашагал к реке, к распадку, где оставил Ногаева с упряжкой.

Он рассказал Ногаеву о том, что увидел на зимовке, а потом добавил:

— Кто знает, быть может, подводные лодки где-то поблизости затаились. Мы будем сидеть здесь, на Стерлегове, чтобы не допустить захвата самолета...

Решено было самим оставаться на левом берегу Ленивой и вести непрерывное наблюдение за морем. Бухтияров протянул Ногаеву карабин:

— Забирай, не забудь бинокль. Иди на вершину увала, замаскируйся и наблюдай за морем, а я займусь постройкой иглу и приготовлю обед. Харчей у нас со спрятанными здесь оленями дней на тридцать-сорок. После обеда тебя подменю.

Но ни в тот день, ни в следующие самолет не появился. Дежурили посменно по четыре часа. На восьмые сутки погода испортилась, повалил снег...

В одно из дежурств Григория на зимовку вышел медведь. Матерый, грязно-белого цвета, он долго ходил среди развалин. Разыскав трупы собак, сожрал один и тут же завалился спать.

«Теперь не уйдет, пока не покончит со всеми», — подумал Григорий. Через несколько дней медведь стал принюхиваться к их лагерю.

К реке зверь пришел на рассвете. Он долго топтался на месте, всматриваясь в противоположный берег, откуда ветер приносил запах вареной оленины. Осторожно ступив на лед, направился прямо на Григория, сидевшего в снежном укрытии наблюдательного поста.

«Хорош, не менее четырехсот килограммов. Далековато будет тащить к стоянке, — прикинул Григорий. — Попробую подманить ближе». Когда медведь вышел на левый берег, Григорий поднялся из укрытия и, подражая крику лахтака, стал медленно отходить. Заметив его, зверь от неожиданности остановился, вытянул длинную шею и вдруг прыжками бросился к каюру. Когда .расстояние между ними сократилось до тридцати метров, медведь снова остановился, глубоко втянул воздух, а потом вновь резко двинулся, неслышно переставляя лапы. В это время сухо щелкнул выстрел. Зверь, оседая на передние лапы, ткнулся мордой в снег и замер, распластался, словно детский шар, из которого неосторожно выпустили воздух. С отчаянием махнув рукой, Григорий как-то виновато сказал подбежавшему Ногаеву: