Вокруг Света 1977 № 10 (2445) - [23]

Г. Хозин, кандидат исторических наук

Албастру из Фэгэраша

В центре Бухареста за просторной площадью, где высится памятник советским воинам, выстроен павильон, в котором можно увидеть изделия сотен умельцев со всей Румынии. Это экспозиция Центрального союза промысловых кооперативов, объединяющего десятки специальных хозяйств и мастерских. Корни народного прикладного искусства уходят в глубину истории крестьянских промыслов, когда каждая семья производила для своего дома кувшины, одежду, обувь, разную утварь, а остатки продавала на сторону. И сейчас тысячи мастеров, часто на дому, изготовляют посуду из глины, ткани и вышивки, изделия из дерева и кожи, сохраняя цвет, орнамент, ритм традиционного рисунка... У стенда с яркими национальными костюмами в глаза вдруг бросилась темно-синяя ткань. Среди выставочной пестроты она выделялась спокойствием глубокого необычного тона. Сразу удалось лишь выяснить, что такой оттенок синего цвета называется «албастру»; красили так в старину, и сейчас секрет этот известен немногим.

Пожалуй, всякий, кто приезжает в Брязу, невольно попадает под ее очарование и не торопится трогаться дальше.

Мимо нашей «Волги» проплывают чистенькие бело-серые домики. Спрятанные за коваными оградами и воротами в орнаментах из листьев и цветов, домики, будто любопытные, выглядывают из зелени садов: показывают то крутые скаты крыш, крытые черепицей или цинком, то балкончики и башенки, забранные узорными решетками, увитые цветущим плющом.

Мы только что вышли из такого домика, где нас принимала Виктория Василеску, председатель брязинского кооператива «Арта касникэ», что по-русски значит «Домашнее искусство». За восемнадцать лет работы Виктория досконально изучила ткацкое ремесло и его историю. Доброжелательно глядя на нас темными, широко расставленными глазами, прохаживаясь между ткацкими станками, она рассказывала, как в маленьком пастушеском селении еще сотни лет назад женщины ткали и вышивали. Теперь в кооперативе две тысячи мастериц — большинство из них трудятся дома, управляясь одновременно со своим хозяйством. К одной из таких рукодельниц мы и держим сейчас путь.

Машина свернула в узенький проулочек и мягко приткнулась к украшенной узорами металлической калитке. Смолк мотор, и наступает глубокая тишина. В ухоженном дворике астры и георгины кажутся вырезанными из самоцветов — такие они неподвижные в этом безветрии; лишь высокая лилия, с которой тяжело поднялась пчела, груженная нектаром, закачалась, нарушив покой. В зеленых шапках деревьев дробились лучи, гася жар июньского солнца, и в тени невозможно было оторваться от запотевшей глиняной кружки с колодезной водой, поднесенной хозяйкой.

Худенькая женщина по имени Виктория Алдя пригласила в дом, где в окнах с голубыми наличниками кудрявилась пышная герань.

В прохладной горнице хозяйка проворно расстилает на столе ослепительно белую скатерть с каймой, ставит перед нами по стопке ароматной цуйки — сливовой водки.

— Посмотрите сюда, — показывает она на строгий орнамент скатерти , — две нитки, черная и красная, — издавна на них держался узор. Лишь спустя много времени вошла в рисунок желтая, зеленая, даже коричневая нитка. Я эту скатерть девочкой вышивала, пятнадцать лет тогда было. Вот и блузку тоже храню...

Виктория достает из глубокого шкафа блузку «ию», на момент прикидывает ее к себе, неуловимым движением развернув в воздухе. Взметнулись красные шнурочки у ворота, сверкнули металлические блестки-«паете», расправились пышные рукава. Слегка раскрасневшаяся от смущения, повеселевшая, она объясняет рисунок:

— Видите, цветок, вышитый крестиком, — «лаля» называется, старинный брязинский рисунок, ему от роду лет сто будет. Нынче я принялась за новую «ию», но иначе делать буду. Вышиваю на ней другой рисунок; тоже для женской блузки, но еще древнее — «старичком» его прозвали в народе.

Беспокойная, как птица, Виктория легко движется по комнате, что-то переставляет, достает, убирает. Вот она кладет на колени блузку: взлетают руки, мелькает черная нить, ложится на полотно рисунок, который родился вместе с селом Бряза...

...На пастбище брязинские пастухи гонят стада. Идут крестьяне за дедовской сохой, настегивают ленивых волов, торопясь засветло убрать сено. А их жены и дочери, не теряя дорогого в хозяйстве времени, кладут на ткань узор за узором. Вышивают то, что видят, выдумывают свое, фантазируют. Вырастает на полотенцах и скатертях цветок «лаля», похожий на мальву, появляются рисунки «борона», «рога», «грабли», «колеса». На полотно переносятся знакомые с детства образы сельской жизни.

— Наши мастерицы и сейчас придумывают рисунки, изменяют старые, — говорит Виктория, прислушиваясь к квохтанью кур.

Предупредив наш вопрос, она улыбается:

— Хватает, хватает дел и по дому. Набегаешься, бывало, за день, а все равно тянет к рукоделию. Привычка тут многолетняя, конечно, но для меня это не в труд, отдыхаю за вышиванием, даже после сплю вроде лучше. Просто за удовольствие считаю, словно страсть это какая. У нас все, считай, женщины трудятся в кооперативе и по домашнему хозяйству. Мария, моя дочь, как ни устанет в поле — агрономом работает, — почти каждый день забегает. Не успеет раздеться, перекусить, а уж просит повышивать.