Вокруг Света 1977 № 05 (2440) - [43]

Медвежий помет не только помог мне установить пути-дороги зверя, но и послужил для местных шутников поводом посмеяться над Романом. Шутка за шуткой — и узнал я, что ходит за Романом по здешним местам слава, которую не дай бог заслужить пчеловоду.

Четыре года тому назад принял Роман пасеку, но не эту, а другую. И тут же повадился к нему медведь. Он ходил к роману четыре года подряд и в конце концов уничтожил, разгромил почти все ульи. Охотиться за ним приезжали самые разные охотники. Но мишка, поднаторевший в разбое и за четыре года хорошо узнавший людей, обводил всех стрелков.

Ждали разбойного зверя тихо, не курили, не шевелились, но медведь точно угадывал. всякий раз, что его ждут, и с не меньшим терпением ожидал неподалеку, когда охотники, отчаявшись, уберутся с пасеки. Словом, эта долгая война-упорство окончилась тем, что скормил Роман пасеку медведю.

Скормить пасеку медведю — позор для пчеловода. Вот потому и пришел ко мне Роман с просьбой — помочь угомонить наглого зверя. Но я никак не мог вынести этому медведю смертный приговор только за то, что узнал он дорогу на пасеку. Я не винил зверя. Да разве можно винить ту же собаку, которую никогда ничему не учили, которой не объясняли, что можно, а что нельзя. Но собака сплоховала, проголодавшись и не дождавшись от хозяина пищи, стащила кусок хлеба. Таких дворняг почему-то принято бить чуть ли не смертным боем. Но, глядя, как «поучает» другой раз хозяин своего Тузика или Шарика, хочется взять точно такую же палку и отходить ею самого хозяина.

Так уж положено вести себя человеку, живущему рядом с животными — не бей лишний раз, а учи, заставляй, если уж и не уважать себя, то хотя бы побаиваться. И здесь, на Алтае, знают, как учить, как отваживать от пчел медведей...

Еще по весне, когда медведи первый раз появляются около пасек, настоящий пчеловод разводит в воде дымный черных порох, мочит в такой пороховой кашице кусочки материи и кладет эти тряпочки на крайние ульи. Наткнется медведь на подобное запашистое предупреждение и обойдет пасеку стороной. Правда, такой опыт со временем может подзабыться, сунется медведь к пчелам еще раз, но тут предупредит пчеловода собака. Выйдет человек на лай своего пса, выстрелит вверх раз-другой, поколотит тяжелым стальным болтом по старому чугунному котлу — и снова медведь, поняв предупреждение, уберется подобру-поздорову. Бывает и так — устраивает пчеловод вокруг пасеки самые разные грохоты и колотушки, подвешивает на проволоке банки с камнями, обрезки труб, мастерит громкие трещотки по ручью, что бежит мимо пасеки с гор — здесь уж вода за тебя грохочет. Придешь на такую пасеку — нет никого, а. вокруг что-то все время постукивает, поскрипывает.

Говорят, что побаивается медведь таких колотушек и грохотов. Да и не только говорят. Прежде чем пойти к Роману, познакомился я с пожилой женщиной, что до этого года работала на пасеке, которую теперь принял Роман. Рассказала она мне, как держали эту пасеку, как выкладывали с весны тряпочки с порохом, как попугивали медведя колотушками — и за все это время не сунулся к ним никакой зверь. И понял я, что Роман не сделал, как положено, заявки на свое хозяйство и допустил медведя, — словом, разбой произошел по вине человека. Закончила пожилая женщина свой рассказ так:

— А теперь что — медведя избаловали. Теперь только стрелять его. И все тут.

Хоть и уважал я эту старательную смелую женщину, но согласиться с ней не согласился, правда, и планы свои ей не открыл. Были у меня другие мысли. Вспоминал я свои встречи с медведями в архангельских и вологодских лесах, в Карелии, и верилось мне, что и алтайский мишка «поймет» меня, что удастся его урезонить, «уговорить», отвадить от пасеки.

Отдавал я себе отчет, конечно, в том, что наш «разговор» может быть трудным — ведь медведя уже избаловали. Как оно все обернется?.. Но хотелось мне верить, что есть у любого зверя «уважительность», что ли, к человеку, самому сильному существу на земле. И должен был я вернуть этому испорченному зверю его прежнюю «уважительность» к людям; должен был и здесь, где медведя многие побаивались, утвердиться в своих предположениях, как убедился когда-то в добродушии этого большого и сильного зверя в архангельской тайге.

Вот с такими мыслями и пошел я первый раз на пасеку ждать медведя, прихватив ружье, с десяток патронов шестнадцатого калибра, охотничий нож и собаку-лайку...

Вторая ночь

В первую ночь объясняться с медведем я не собирался. Сначала хотел выяснить все подробности его походов за медом, а главное, проверить расписание этих визитов.

Уже не раз слышал я, что у всех медвежьих походов на пасеку есть одно общее правило: зверь, разоривший улей и вдосталь наевшийся меда, заявится следующий раз только на третий день, то есть сможет обойтись без очередной порции сладкого почти двое суток. Откуда взялось такое правило, я не допытывался. Но подтвердили мне его люди пожилые, многое повидавшие в горах, а потому я не сомневался, что какая-то закономерность, какое-то расписание у зверей, действительно, существует.