Вокруг Света 1977 № 03 (2438) - [43]

— Вы не знаете и не видели, что лежит под моим матрацем. Поняли?

Этот человек казался мне все более зловещим, а поведение его я мог объяснить только тем, что он не всегда и сам представляет, что говорит и что делает.

Конечно, все, кто был в кубрике, поняли его. Но что мы могли ему ответить? Да он, видимо, вовсе и не ждал нашего ответа.

Я заставил себя отвернуться к переборке, хотя, ей-богу, охотнее понаблюдал бы за исходом игры.

Спал я очень неспокойно и проснулся от сильной качки, перекатывающей меня в койке то к самой переборке, то к краю. Наверху была непроницаемо-черная ночь. Дул свежий ветерок. В слабом свете ночника я разглядел, что Мак-Интайр крепко спит. И тотчас меня снова захватили мысли об этом странном человеке и его «пунктике» насчет рыбы-молота...

Пробило восемь склянок. Пришел Хайни и поднял нас на вахту. Он старался побыстрее проскользнуть мимо ирландца, хотя и тщательно скрывал свой страх. Мак-Интайр промычал только традиционное «ол райт». Потом мы все вместе шли по шаткой палубе к кочегарке, чтобы сменить предыдущую вахту. Мак-Интайр искусно балансировал при качке. Безусловно, это был испытанный моряк. «Посмотрим теперь, что ты за кочегар», — подумал я.

В колючем чаду, возникающем при очистке топок от шлака и всегда заполняющем всю котельную, мы сошли вниз. Чем глубже мы спускались по замасленным ступеням, прижимая платки ко рту, тем плотнее и горячее становился чад. Заслонки топок слабо светились в дымной мгле. Возле них, как тени, двигались вахтенные.

Мак-Интайр подошел прежде всего к манометру, затем отворил дверцы своих трех топок и проверил, каков там огонь. Лишь после этого он сменил Фреда.

— Котлы заполнены, первая и вторая топки очищены от шлака, — доложил Фред, и ирландец повторил доклад. Потом он проверил запасы угля перед своим котлом. Мак-Интайр больше ничего не сказал. Он уселся на угольную кучу и воткнул в рот окурок. Вдруг мы услышали его сухой голос:

— Чтобы вы были в курсе!

Никто не понял, что он хотел этим сказать. Мак-Интайр продолжал:

— Никаких пререканий здесь внизу, поняли?! Мы делаем нашу работу, а остальное нас не касается! — И угрожающим тоном добавил: — Не должно касаться!

После всего, что произошло, меня трудно было чем-либо удивить, и я с трудом удержался от вопроса: а что же, собственно, может произойти здесь, внизу?

Мак-Интайр встал, взял стальную кочергу и без всяких видимых усилий согнул ее о колено под прямым углом. Эта демонстрация силы должна была придать его словам должный вес. Очевидно, он хотел предупредить, чтобы мы не вмешивались в его дела. Сменившаяся вахта начала подниматься на палубу, у людей поджилки тряслись от страха.

Мак-Интайр снова разогнул кочергу. Заметив, что на ней все же остался изгиб, он сунул ее в топку, раскалил докрасна и отрихтовал двадцатифунтовой кувалдой.

Из своего бункера я видел, как передернулось лицо Жоржа. Он стоял у котла, сердито сжав в зубах сигарету, и отгребал от своих ног кучу горячей золы. Жар отбрасывал светлые блики на его тощее тело. У соседнего котла стоял чужой, который осмелился посягнуть на наши порядки.

С таким трудом удалось нам найти правильный ритм между работой и едой, сном и вахтой. Мы долго притирались, приноравливались один к другому, узнавали сильные и слабые стороны каждого и наконец мало-помалу сжились. А теперь на судне появился Мак-Интайр — возмутитель спокойствия, который угрожал нашим священным устоям.

Он играючи управлялся со своими топками. Без труда бросал тяжелые куски угля в самое чрево огня. То, что для нас было каторжным трудом, этому парню казалось детской забавой.

Ирландец закрыл дверцы топок и снова уселся на кучу угля. Достав шахматную шкатулку из кармана, он открыл ее и начал готовиться к партии. Маленькие фигурки, перламутр и камни на шкатулке пылали в отсвете топок. Вдруг раздался скрежет. Раздраженный Жорж бросил совок на железный настил и подошел к ирландцу.

— Так что же означает этот твой номер с кочергой, Мак-Интайр? — зло спросил он. — Ты что, собираешься учить нас, старых кочегаров, как надо работать?

Упрямо набычившись, ирландец взял черными пальцами серебристую фигурку рыбы и воткнул в следующее поле. Затем он прервал игру, медленно встал, бросил взгляд на манометр и открыл дверцу топки. Засовывая тяжелую кочергу глубоко в жар, он сказал, не глядя на взбешенного Жоржа:

— Я хотел пояснить, что здесь не должно быть никаких скандалов. Кочегарьте как хотите, но не вынуждайте меня, бога ради, не вынуждайте поднимать на вас руку.

Он надавил на кочергу, с силой отодрал шлак от колосников, так что топка загудела, и добавил, словно заклиная:

— Не могу я этого!

— Почему же это ты должен поднимать на нас руки, — закричал Жорж. — С какой стати ты собираешься раздавать нам оплеухи?! Да кто ты такой? Проклятая треска! Влез к нам — и что же теперь? Наша работа станет от этого легче?

Дрожа, я поднялся из бункера. Моя рука медленно нащупывала рукоятку двадцатифунтовой кувалды: Качка стала ощутимее. Старая тетка «Артемизия» брыкалась как ненормальная. Большие куски угля перекатывались по настилу. Кочегарам и триммерам приходилось все труднее. Я понимал, что Жорж пошел в открытую. И что я должен быть на его стороне, если человек-молот попробует пустить в ход руки.