Вокруг Света 1977 № 03 (2438) - [2]

Середа затормозил на смотровой площадке у самого края карьера. То, что я увидел, походило на кадры из какого-то фантастического фильма. На развернувшемся во весь горизонт экране не было видно людей. Огромные даже на большом расстоянии машины взрезали чрево земли, аккуратно складировали чернозем и выбирали руду. Рядом, на выработанных участках, землю вновь настилали. А дальше колосились поля пшеницы, зеленели сады.

— Там еще недавно были карьеры, — пояснил Середа.

Придя в себя от изумления, я стал анализировать увиденное, сравнивать. На тех карьерах, что мне довелось видеть в других местах, тоже была мощная техника, но вся ее сила направлялась против природы. Цель у горняков еще совсем недавно была одна — вскрыть недра, взять богатства, а рекультивация, восстановление плодородия — в лучшем случае это уже не их дело, в худшем — вообще ничье. А здесь восстановление земли входило в саму технологию горных работ! Я сказал об этом Середе.

— Вы заметили самое главное: вошло в технологию. На комбинате есть цех рекультивации, у него план восстановления земли. Пусть только горняки сдадут ему землю не такой, как надо, сразу вступят в действие экономические факторы — кого-то депремируют. Здесь уже не слова: тут и рубль поставлен на охрану земли.

На обратном пути Григорий Лукич ехал какой-то притихший: вот, мол, все показал, о чем еще говорить... А я не узнал самого главного. Почему он, горняк, инженер, занялся делом, которое, пожалуй, больше к лицу агроному?..

— А когда же вы занимаетесь производством? Он молчал.

— Говорят, что в свободное от рекультивации время...

Он продолжал молчать.

— Григорий Лукич, как все началось?

— Припекло. Александровский карьер подошел к самому городу, а я подумал, что же это такое? Мы ведем какую-то сумасшедшую битву с землей! Мы побеждаем. Но это, как говорили древние, пиррова победа. Еще одна такая победа, и мы окажемся окруженными безжизненной пустыней. А что потом? Как жить?

Вот говорят: марганцевая руда — полезное ископаемое, — продолжал Середа. — А ведь самое полезное ископаемое — это чернозем. Он хлеб родит. Но земля — это не только хлеб. Она — мать... Я слушал Середу и думал об истоках. Да, все началось с Александровского карьера. Но это был час деяния. А ему предшествовал час решения, важнейший час.

— Все началось с Луны, — устало сказал Середа.

— С Луны?!

 

Земля и небо Григория Середы

 

Лет пятнадцать назад приехала на комбинат в Орджоникидзе съемочная группа. Нет, они не снимали фильм о горняках, хотя предприятие и тогда уже было среди передовых, — действие их кинокартины должно было происходить на Луне, и здесь, на отработанных карьерах, они нашли великолепную натуру для съемок: гигантские кратеры, горы бурой пыли, иссушенную, растрескавшуюся землю — отличный, безжизненный ландшафт. И съемочная группа пришла в восторг.

Иные эмоции тот же пейзаж вызвал у Григория Середы. Он впервые как бы со стороны взглянул на свою работу. «Ведь здесь же земля была, земля, а не лунный грунт. Так что же мы сотворили?!»

Было это в начале шестидесятых годов. Тогда еще только начинали говорить о том, что плодородной земли становится все меньше; законы об охране природы, решения партийного съезда — все это пришло позже. В общем, понятно: проблема должна раньше сформироваться, созреть. Но происходило это не в безжизненном пространстве, а в сердцах и головах людей. Одним из таких пионеров, осознавших, что нужно изменить наше отношение к земле, и был коммунист Григорий Середа.

Мне бы не хотелось, чтобы все это понималось упрощенно: вот Середа осознал и встал на защиту природы. Нет, все сложнее. Есть веление времени — одни принимают его раньше, другие — позже, третьи подчиняются ему нехотя, повинуясь распоряжениям и законам. Но всегда есть самые первые, и, чтобы объяснить, почему они избрали свой нелегкий путь, стали первопроходцами, нужно понять, кто они.

Итак, вернемся к истории с «лунным» ландшафтом. К тому времени, когда Середа осознал, что в душе его происходит конфликт. Как мог бы поступить на его месте другой хозяйственник? Возможно, он подавил бы в себе «души прекрасные порывы» и сказал: «Мое дело — план, надо давать руду. Защитой природы пусть занимаются другие». И вероятней всего, оказался бы в числе тех, третьих, которые дожидались соответствующих решений, — так спокойней.

Что и говорить, простой путь. Середа пошел нетореной дорогой. И поэтому мы ничего не знаем об упомянутом имярек, а пишем о Середе.

Казалось бы, всю свою жизнь он провел вдали от крестьянских забот — студент, летчик, горный инженер. Да, он родился, учился, воевал в тех же местах, где хозяйствует сейчас, на родимой Днепропетровщине. Все равно рушится нехитрая схема: живет в селе — близок к земле, уехал в город — оторвался от нее. В юности его заворожил самолет. Середа поступил в аэроклуб. Авиация в те годы была, как для нас космонавтика. Увлекли его небеса. А земля? Что ж, как сказал поэт: «Земля любима, но небо — возлюбленно. Небом единым жив человек». И Середа «жил небом» всю войну, потому что сражаться ему довелось в авиации — вначале на истребителе, потом на штурмовике.