Вокруг Света 1976 № 09 (2432) - [18]

Как известно, Мальта перестала быть английской колонией 21 сентября 1964 года. Тогда в правительстве заседали депутаты националистической партии. Они и постановили: ежегодно отмечать 21 сентября как национальный праздник страны. Но пришедшая в 1971 году к власти лейбористская партия Доминика Минтоффа не считала эту дату Днем независимости. «Какая может быть независимость при английском генерал-губернаторе, английском законодательстве и английских деньгах?!» — говорили лейбористы. И 13 декабря 1974 года покончили с этим. Главой государства стал избранный парламентом президент республики. Вот и выходит, что одни отмечают праздник 21 сентября, а другие — 13 декабря. А в результате эти дни далеко не всегда проходят в праздничной атмосфере.

Возьмем, например, события 21 сентября прошлого года. Из-за спора о том, когда праздновать День независимости Мальты, на улицах Валлетты сотни сторонников обеих партий закидали друг друга камнями. Чтобы усмирить дерущихся, полиция была вынуждена пустить в ход тяжелые грузовики, щиты и дубинки. Более тридцати человек, в том числе несколько блюстителей порядка, было доставлено в больницу...

Когда фаэтон выехал на главную улицу Валлетты, Сэмюель оживился.

— Мы жили на Кингзуэй. Вон там, чуть дальше, у Королевских ворот.

— Но это же не Кингзуэй, — возразил я. — Вот, пожалуйста, на доме табличка: улица Республики.

— Это и есть бывшая Королевская дорога, — пояснил кучер. — И ворота теперь называются не как-нибудь, а Городскими.

— Послушайте! — внезапно возмутился «мальтийский англичанин». — Чем это вам так досадила наша королева, что вы Даже одно слово «королевская» перестали выносить? Полтораста лет названия вас устраивали, а теперь вдруг пришлись не по вкусу?..

— Ну что вы, сэр, — успокаивающе проговорил кучер. — Королева Елизавета отнюдь не причинила нам особого вреда. Но, увы, она не мальтийка. А английские названия мальтийским улицам и площадям как-то не к лицу. Мы с Рыжим — так зовут мою лошадь, сэр, — весь город вдоль и поперёк изъездили. И видите ли, везде, что ни улица, то английские вывески. Слава богу, теперь и мальтийские стали появляться. А то живешь как не у себя дома.

— А вы давно работаете извозчиком? — спросил я кучера.

— Третий год, сэр. Так-то я всю жизнь в деревне прожил. Это недалеко от Мдины. Арендовал у священника небольшой участок. И жил, знаете ли, радовался. Только вот урожаи, как ни глянь, никудышные. Земля у нас известковая, родит плохо. Вода в глубину, словно сквозь сито, уходит. Разве удержишь?! Пока был молодым, удавалось сводить концы с концами. А тут сын переехал в Валлетту, устроился работать, потом женился. Так что продал я соседям пожитки да и перебрался в город к сыну. Теперь, как видите, кучером работаю...

«Греховные» идеи отца Энрике

Из города послышался перезвон колоколов. Как будто вспомнив о чем-то, Сэмюель сказал:

— У меня в Валлетте есть старый приятель-священник. Мы долго переписывались, после того как я уехал в Лондон. Не так давно Энрике гостил у меня дома, приглашал к себе. Если не возражаете, можем навестить его.

— А это удобно?

— Энрике будет рад, я уверен. Сейчас он, должно быть, на службе в соборе святого Иоанна. Там, наверное, мы его и застанем.

...Я бродил в полумраке зала, стараясь не беспокоить прихожан. Собор, казавшийся снаружи мрачным, внутри был пышным и красочным. Многоцветье причудливой мозаики пола не походило на каприз художника. Выделяющиеся на общем фоне мраморные плиты оказались надгробьями: под ними были захоронены четыреста пятьдесят рыцарей — гроссмейстеры Мальтийского ордена.

Сэмюель вскоре вернулся в сопровождении миловидной монахини. Миниатюрное личико ее в обрамлении черного капюшона белело, словно снег на лесной проталине.

— Сестра Терезия, — церемонно сказал Сэмюель, — любезно согласилась проводить нас к отцу Энрике.

Выйдя из собора, мы последовали за монахиней и вскоре оказались в старом дворике, заполненном семинаристами.

— По этой лестнице на второй этаж, вторая дверь направо, — сказала сестра Терезия.

Дверь открыл отец Энрике. Сэмюель представил нас друг другу, и мы прошли внутрь дома. Энрике тут же исчез в соседних комнатах, а мы устроились у окна на мягком диване, в котором, казалось, можно было утонуть.

Наконец полная фигура священника появилась в дверях. В руках он держал огромный серебряный поднос, на котором, как на фламандском натюрморте, горой лежали фрукты.

— Что предпочитаете — чай или кофе? — спросил отец Энрике. — Сэм-то старый чаевник, а вы?

В гостях так в гостях. Я изобразил ярого кофененавистника, и несколько минут спустя на столике перед нами стояли три чашечки, благоухающие ароматом английского чая «Липтон».

Мои собеседники с удовольствием принялись за чаепитие, а я глотнул разок и больше не смог.

Чай оказался удивительно малоприятным на вкус.

— Человеку непривычному, — пояснил Энрике, — жить на острове довольно трудно. Вся пища, все горячие напитки, и чай в том числе, кажутся солеными. Такая уж у нас на Мальте вода. И, увы, никакие опреснительные чудеса не помогают. Вот на Гоцо вода замечательная. А все дело в глине. Там почва глинистая: вода лишена возможности уйти под землю. Как известно, господь создал из глины человека. А мы в шутку добавляем: и этот маленький остров в придачу. Местные жители называют его святым. Судя по преданию, у берегов Гоцо, в бухте Марса-Форно, потерпело кораблекрушение судно апостола Павла, плывшее в Сицилию. Он высадился на острове и даровал нам христианство. С тех пор и поныне мы, священники, несем мальтийцам веру и правду.