Вокруг Света 1975 № 04 (2415) - [10]

В журнале (1 «Вокруг света», 1969, № 3.) я рассказывал об одной из надписей, которую потом многие читатели посчитали ключом к отгадке места захоронения сейфов...

Это не так. По всей видимости, эту надпись сделали еще камнерезчики, записывая выработку артели. Но как ответить на вопрос: почему никто из умиравших воинов не написал прощальные слова на камне?

Нередко во время раскопок мы находили свернутые жгутом куски бумаги в гильзах. Одну из подобных находок, записку из солдатского медальона, удалось прочитать специалистам ВНИИСЭ (1 ВНИИСЭ — Всесоюзный научно-исследовательский институт судебных экспертиз.) с помощью инфракрасной люминесценции. В ней было написано:

«Прошу сообщить о моей гибели... Самсоненко Григория Емельяновича».

Скорее всего положенная в гильзу или солдатский медальон, оставленная в приметном месте записка имела больше шансов быть найденной, чем надпись, сделанная на сырых, закопченных стенах старых штолен.

А это ли не подтверждение — пусть косвенное! — тому, что и другие документы Аджимушкайской летописи должны быть именно спрятаны, а не оставлены в том, что было под рукой у солдата: снарядных гильзах, патронных ящиках, полевых сумках.

Причем спрятанной должна быть самая ценная (как для тех, кто ее скрывал, так и для нас, разумеется) часть архива. Другая ее часть, возможно, была засыпана во время взрывов и обвалов вместе с теми, кто отвечал за ее сохранность, потому, что трудно предположить, чтобы весь целиком архив ослабевшие и истощенные люди переносили много раз с места на место, меняя по тем или иным причинам стоянку.

...За три года работы наши экспедиции тщательно обследовали почти все районы каменоломен, где могли находиться защитники гарнизона, но мы только тронули (в основном лопатой, ломом и с помощью лебедки) самые интересные, судя по анализу находок у подножия, завалы: «Матрос», «Два смертника», «Политотдел», «Центральный» и «Большой». За этими завалами, возможно, есть не известные еще никому ходы, продолжения, пустоты, ниши, низовки, выгородки... Ясно: эти нетронутые места нелегко найти, и это показало пробное бурение во время второй экспедиции в июне — августе 1973 года. Но вероятность нахождения там какой-то части архива может быть немалая. Там наверняка все осталось так, как было в сорок втором. Ни солдаты и матросы сорок третьего года, ни мальчишки-«первопроходцы» за этими завалами не бывали.

Архив подземного гарнизона находится в лабиринте каменоломен.

II

Есть ли другие пути поиска, другие тропинки, которые привели бы к находкам?

Последняя редакционная почта принесла письмо москвича-пенсионера Федора Романовича Ишмаева. Вот оно:

«Часть, в которой я служил, с начала ноября 1943 года по апрель 1944 года находилась в поселке Капканы, в семи километрах к юго-востоку от Аджимушкая.

На второй или третий день после нашей высадки гражданские лица сообщили нам, что в каменоломнях люди, все выходы минированы.

Я был начальником штаба части и немедленно направил взвод саперов под командованием офицера Харитонова. Саперы выявили и обезвредили мины перед входом и начали поиски внутри каменоломен.

Неожиданно из одного угла открыли огонь из автоматов и ранили нашего бойца, который шел впереди с миноискателем.

Начались переговоры со стрелявшими о допуске к раненому хотя бы санинструктора. Стрелявшие отказали и лишь после долгих споров согласились допустить одного санинструктора.

Долгое время не давали результатов и дальнейшие переговоры. Сообщениям наших, что они освобождены, что мы прибыли в каменоломни специально для их розыска и оказания помощи, неизвестные не верили, выйти из ниши отказались и даже приближаться к ней категорически запретили. При этом заявляли: «Знаем вас, не в первый раз пытаетесь взять нас таким образом! Вы переодетые полицаи-предатели...»

Не придавали значения и документам. Только с предложением наших оставить у них заложников, а им выделить представителя для проверки ухода немцев они согласились.

Представитель пришел к выходу и убедился, что по дороге двигаются наши войска, увидел фронтовые газеты, взятые при нем у проходивших по дороге частей, и — поверил.

После выхода из каменоломен эти люди попросили еды, так как, по их словам, они последнее время питались шкурами двух подорвавшихся на минах коров, которые подошли к одному из входов.

Было их около 20 человек, вид у них был крайне истощенный — скелеты; некоторые не могли идти, и их пришлось нести. По их словам, многие их товарищи умерли от голода и похоронены в каменоломнях вблизи ниши, в которой они находились в момент обнаружения.

Лично я этих людей не видел, так как непосредственного участия в выполнении задания не принимал, но обстоятельства дела излагаю так, как мне доложил Харитонов, офицеры и бойцы, его выполнявшие. Ишмаев».

...Конечно, трудно предположить, что эти двадцать человек были последними защитниками подземной крепости. Скорей всего это были партизаны, керченские патриоты, которые скрывались от врага. Но, выходит, еще до бойцов морского десанта они были первыми советскими людьми, кто спустился в каменоломни? И в этой связи интересны строки политдонесения, которое послал 22 марта 1944 года начальник политотдела Отдельной Приморской армии генерал-майор С. С. Емельянов начальнику Главного политического управления Красной Армии генерал-полковнику А. С. Щербакову.