Вокруг Света 1975 № 01 (2412) - [34]

Бугыбай сидел, набычив голову, и молчал. Потом положил за губу насыбий. Глаза его затуманились, волосатые щеки задергались. Он заговорил заикаясь:

— Ты отобрал у меня единственного коня... Что ж, верхом на верблюде я буду травить волка?..

Бугыбаю дали верховую лошадь, и, прихватив свою старую берданку, охотник тронулся в путь.

Первым делом он поднялся на Булек, пещера была пуста. У входа лежали два дохлых волчонка. «Пропали еще две шкуры!» — вскипел Бугыбай и забросал логово камнями...

Потом он объехал всю округу, но волчица как в воду канула.

Мрачным возвращался в аул Бугыбай. Он весь как-то скособочился: одно плечо опустилось ниже другого, а лопатка на спине торчала как у волка. Впервые, пожалуй, Бугыбай пожалел о содеянном. До него дошло наконец, что жестокость порождает жестокость...

Приехав домой, он долго думал, как расправиться с волчицей. Наконец решил на время пойти в пастухи, чтобы подкараулить волчицу, когда та нападет на стадо. Но черногривая не появлялась.

Глубокой осенью пастухи, и с ними Бугыбай, погнали стадо далеко в горы. На этот раз ему повезло. Однажды в сгущавшихся сумерках Бугыбай увидел два волчьих уха, торчавших из-за утеса. Это была черногривая. Когда волчица бросилась на стадо, он выстрелил. Про такой выстрел говорят: «Или в воробья, или в ветку». Пуля взвизгнула у самого уха волчицы, напугала ее, и черногривая скрылась. Казалось, навсегда...

Аул успокоился. Молва о мстительной волчице постепенно утихла. Торжествующий Бугыбай снова принялся за ремесло уйши. Между делом он стал натаскивать своего волчонка на быстроногих мышей-косаяков, которые в изобилии водились в тех местах. Даже собаки не в силах догнать их. Волки же догоняют. Волчонок с трудом настигал косаяков, потому что прихрамывал на заднюю лапу. Вот когда охотник пожалел, что надрезал ему щиколотку. Он назвал щенка Маймак. Кормил его мясом и молоком, надеясь, что со временем волчонок превратится в хорошего помощника. На всякий случай он цепью привязывал его на ночь у юрты, чтобы тот не сбежал.

Щенок из логова попал прямо в мешок. Он не знал, что такое свобода, и поэтому быстро привык к неволе. По ночам Маймак даже лаял вместе с собаками. Но лай его был каким-то приглушенным, в нем чувствовались госка и тревога.

Быть может, волчонок чуял, что каждый вечер с наступлением темноты к аулу подходит его мать...

Маймак лаял, и этот лай, так похожий на собачий, приводил волчицу в бешенство, ибо больше всего она боялась, что ее щенок будет хоть чем-то похож на презренного пса.

В один из темных вечеров волчица подошла к аулу совсем близко. Луна еще не всходила. С перевала дул ветер. Когда он затихал, до черногривой доносился лай собак. Вдруг она в этом многоголосье отчетливо услышала лай своего щенка. Лай этот показался ей жалобным. Волчица встрепенулась, завыла и, забыв обо всем, пригнувшись, побежала в аул.

У юрт полыхали костры, на которых в больших котлах кипятилось молоко. Волчица видела все, а ее в темноте никто не замечал. Она легко отыскала юрту Бугыбая, стоявшую несколько на отшибе. Подле юрты из собачьей миски лакал молоко... ее щенок. Он был на привязи.

Остов юрты был обнажен, и волчица увидела своего заклятого врага. Бугыбай стоял с ребенком на руках. Потом передал его женщине. Та вынесла мальчика во двор, опустила на землю.

В этот момент, почуяв мать, взвизгнул волчонок. Это подтолкнуло волчицу, она прыгнула из темноты к своему детенышу. В бешенстве она грызла и рвала оковы зубами, но стальная цепь оказалась крепче клыков.

Тогда волчица бросилась к мальчику и, схватив его за рубашонку, вмиг исчезла.

Пробежав с километр, она перекинула ребенка через плечо, как это всегда делала, воруя ягнят, и понесла его в горы.

В ауле начался переполох. Люди высыпали на улицу. Вскочив на неоседланных коней, мужчины помчались за черногривой...

Медленно всходила луна...

Перевел с казахского И. Захорошко

Огород, где водятся рыбы

Деревушки, раскиданные по берегам озера Дал, все на одно лицо. Линованная в клетку зелень рисовых плантаций. Редкие тополя, клонящиеся под ветрами, что вечно дуют с гималайских хребтов, столетние чинары на площадях, остроконечные минареты крохотных мечетей... И еще — безлюдье. Пустынные улочки. Быстрые шаги женщины, закутанной в цветную шаль, или силуэт погонщика с буйволами, бесшумно месящими жижу за околицей, на залитом участке... Все взрослое население на озере. Жизнь кашмирских крестьян, поселившихся в. долине реки Джелам близ Сринагара, издавна связана с водой.

Трудно распознать, где кончается твердая почва и где начинается собственно озеро: прибрежные воды покрыты сплошным ковром розовоцветных лотосов. Но долбленки местных жителей — «шикара» — легко находят путь к чистой воде. Они настолько узки, что могут вмещать всего лишь одного человека. Управляют ими с помощью весел, лопасти которых вырезаны в форме сердечка.

Шикара — это, так сказать, «многоцелевой» транспорт. Во-первых, основная профессия на озере Дал — профессия рыбака. И не будь этих суденышек — кто знает? — заслужили бы кашмирцы из Джеламской долины, «Долины счастья», как ее называют здесь, право называться искусными рыболовами. Во-вторых, долбленка — единственное средство, которое позволяет заниматься... овощеводством. Удивительного здесь немного. Ведь огороды у жителей окрестностей кашмирской столицы — это плавучие островки. Они не подвластны течениям, потому что корни овощей и тростника, словно якоря, цепляются за дно озера на неглубоких местах. Рыбаки-огородники беспрестанно «утяжеляют» основание островков илом, собираемым по берегам, водорослями, мшистым дерном. Вот и получается, что помидоры, баклажаны, лук, тыквы, фасоль вырастают прямо из водной глади. Практикуется этот способ с давних времен.