Вокруг Света 1975 № 01 (2412) - [23]

Луч света по проложенному мною пути мог проходить туда и обратно. Любой объект, наблюдаемый через видоискатель телескопа, становился потенциальной мишенью для лазерного луча.

Прошло три дня. Я сидел в своей тихой обсерватории, кругом мерно жужжали блоки электропитания. И вот Чака появился в видоискателе. Странное у меня тогда было ощущение — как у астронома, вычислившего орбиту никому еще не известной планеты и вдруг обнаружившего ее в предсказанном месте среди других звезд.

Сначала жестокое лицо было повернуто ко мне в профиль. Казалось, Чака находится в тридцати футах от меня — таким сильным было увеличение. Терпеливо, в уверенном спокойствии дождался я того момента, когда Чака посмотрел в мою сторону. Тут левой рукой я прикоснулся к деревянной фигурке старинного божка, а правой включил систему конденсаторов, приводящую лазер в действие, и в то же мгновение через холмы метнулась бесшумная невидимая молния.

Ничего лучше нельзя было придумать. Конечно, Чака заслуживал смертной казни. Но она сделала бы его в глазах толпы мучеником и укрепила бы господство созданного им режима. Кара, обрушенная на Чаку, хуже, чем смерть; она вселит в его приверженцев суеверный ужас.

Ибо Чака остался жив, но Всевидящий больше никогда и ничего не увидит. За долю секунды он сделался ничтожнее и беспомощнее любого уличного попрошайки.

А ведь я даже не причинил ему боли. Он ничего не почувствовал, когда жар тысячи солнц ослепил его

Перевел с английского Г. Дмитриев

Как съели Банаба

История съеденного острова Банаба начинается в 1899 году, когда Альберт Эллис, скромный австралийский чиновник и неудавшийся торговец удобрениями, обратил внимание на камень, служивший порогом в дверях его канцелярии. На одном из маленьких островков близ Новой Гвинеи Эллис представлял австралийскую администрацию. Камень отделял земляной пол канцелярии от земли просто. Заезжий геолог определил его как окаменевшее дерево. Эллиса определение не удовлетворило — как-никак, торгуя удобрениями, он набрался некоторых знаний по минералогии, — и, отколупнув от камня-порога кусок, он отправил его на экспертизу в Сидней. То ли не было у геолога под рукой нужного оборудования, то ли специалист он был аховый, но только заключение сиднейских минералогов оказалось совсем другим, и для Эллиса куда как более приятным: камень состоял из чистого фосфата наилучшего качества. Привезли его в свое время с острова Науру, и это блестяще подтверждало экспертизу: Науру сложен именно из фосфата, и одна английская фирма полным ходом вела там добычу. Но в каких-то 265 километрах от Науру возвышается невысоко над океаном маленький остров Банаба, и геологическое его строение очень напоминает Науру.

На последние средства Эллис снарядил на Банаба крошечную экспедицию в составе самого себя и выписанного из Сиднея геохимика. Результаты превзошли все ожидания: залежи фосфатов толщиной в 12 метров. Слой этот покрывает практически весь остров, и согласно предварительным подсчетам, залежи можно разрабатывать 80 лет.

Под полученный кредит Эллису удалось основать «Британскую фосфатную компанию». На первых инженеров островитяне обращали мало внимания. Но когда привезли на Банаба тысячу завербованных в Китае и Японии рабочих, когда приехали из Австралии специалисты, количество пришельцев резко превысило численность островитян. Ведь на этом островке, имеющем форму длинной — семи с половиной километров — устрицы, никогда не жило много народу. Много людей не смогло бы и прокормиться на этом острове, имя которого значит «Каменистый».

...Самая высокая точка острова Банаба поднимается на 97 метров над уровнем моря. Жара стоит здесь круглый год, солнце палит немилосердно. Дожди очень редки, и каждые семь-восемь лет бывает безжалостная засуха. Одна из таких засух пришлась на 1875 год: погибло большинство плодовых деревьев, начался голод. Немногих островитян, переживших засуху, спасло новозеландское судно, забравшее их с родной земли и отвезшее на острова Оаху, Гавайи и Таити. Своей земли на чужих островах у банабанцев не было, а поскольку положение бездомных нищих их не устраивало, они вернулись на родной Банаба при первой же возможности. Кокосовые пальмы и хлебные деревья росли среди кроваво-красных коралловых скал, густая трава проросла сквозь остовы хижин. Островитяне засучили рукава (это понимать следует лишь в переносном смысле, ибо никаких рукавов и всего, к чему рукава пришиваются, у банабанцев отродясь не было) и снова восстановили все четыре свои деревни: Оому, Табианг, Тапива и Буаконикай.

Жизнь на Банаба продолжалась, словно и не было великой засухи и скитаний по чужим островам: возделывали землю, ловили тунцов и акул. Воду от редких дождей накапливали в искусно пробуренных колодцах тридцатиметровой глубины. Из всех форм собственности им была известна только одна: собственность на землю. У каждого банабанца был свой клочок земли — пусть хоть несколько квадратных метров камня, но своих. Отец обязан был кормить детей, пока они не вырастут, и научить их ловить рыбу. И пока парень не «сдал экзамен» на рыбака, отец не позволял ему жениться.