Вокруг Света 1974 № 12 (2411) - [31]

Самое место заметить, что многие беды проистекают из-за отсутствия «экологического мышления» или просто неосведомленности. В этом, по-моему, подчас повинны сами экологи, недостаточно пропагандирующие свои идеи и не проявляющие необходимого упорства. Ведь многие конкретные вопросы можно разрешить без особых затрат и сил, если вовремя за них взяться. Недавно хатангские нефтеразведчики наметили проложить профили и трассы через тот самый лесной массив Ары-Mac, о котором я упоминал в начало статьи. Ленинградские ботаники, к которым обратились за помощью, разъяснили, в чем ценность «лесного острова», после чего геологи издали специальный приказ, категорически запретив всякие работы на территории уникального северного леса. Потребовалось лишь внести поправки в рабочие чертежи, чтобы Ары-Mac был огражден от активного хозяйственного вмешательства.

Я думаю, что браконьеры, стреляющие краснозобых казарок, чаще всего даже не представляют, насколько редка и ценна эта птица. Вероятно, и строители газопровода Месояха — Норильск не предвидели ущерба, который причинит эта трасса диким северным оленям. Правда, сейчас уже прокладывается вторая ее очередь, и по-прежнему не предусмотрены переходы для оленей, а писали и говорили об этом много.

Заповедник на Таймыре нужен, и очень нужен, но не для решения конкретных задач охотничьего или рыбного хозяйства (хотя он и сослужит ему немалую службу). Чтобы в озере Таймыр восстановилась рыба, достаточно снизить плановые показатели двух рыбозаводов. Северный олень, гуси могут и впредь оставаться объектом промысла, а не заповедования, если только охота на них будет строго регламентирована. И так обстоит дело со многими другими природными богатствами Севера. Даже капризная таймырская почва со всеми ее каверзами будет исправно, не разрушаясь, служить людям, если к ней подойти по-хозяйски, с учетом рекомендаций науки.

Заповедник на Таймыре необходим прежде всего как огражденный от всякого влияния человека эталон тундрового ландшафта. Как я уже говорил, этот ландшафт очень легко разрушается, и без заповедника сохранить его в первозданном виде не удастся даже на Таймыре. Крупный же ландшафтный заповедник мог бы полностью сбалансировать природное равновесие на своей территории даже при хозяйственном использовании окружающей земли. Мы меняли и будем менять природу, от этого не уйти, но нельзя направлять ход событий в благоприятную сторону, если нет эталона, с которым можно сверять изменения. Вот почему гениальная догадка основоположников отечественного заповедного дела, отстаивавших принципы заповедников — эталонов природы (в отличие, скажем, от национальных парков), приобрела ныне особую ценность. Надо отдавать себе отчет, что урбанизация рано или поздно коснется любого, самого дальнего уголка земли, и потому надо именно сейчас выделять ландшафтные заповедники. Завтра может быть уже поздно.

В заключение стоит сказать, что проект организации Таймырского заповедника уже завершен. Авторитетное совещание, созванное недавно Советом по проблемам Севера при Президиуме ВАСХНИЛ, признало целесообразным создание заповедника именно в районе озера Таймыр и бассейна реки Логаты.

Ф. Штильмарк, кандидат биологических наук

В поисках алгоритма Севера

Завершая цикл очерков «XX век: Человек и Север», редакция предлагает вниманию читателей запись беседы, состоявшейся в Кают-компании «Вокруг света». Гости нашего «круглого стола» — член-корреспондент АН СССР Петр Филимонович Швецов, доктор экономических наук, старший научный сотрудник Совета по изучению производительных сил при Госплане СССР Василий Федотович Бурханов, заведующий отделом проблемной Лаборатории по освоению Севера Семен Александрович Ракита и кандидат экономических наук Мурад Эскандерович Аджиев.

П. ШВЕЦОВ. Наверное, то, что произошло со мной во время первого «свидания» с Севером, происходит каждый раз со всеми «северными неофитами»: он предстает совсем иным, чем виделся по описаниям — прочитанным или услышанным. Я готовился к чувству одиночества, оторванности от всего живого... Мои — наивные для сегодняшних будней — представления можно понять. Все-таки это было почти сорок лет назад, когда о Севере мы знали очень и очень мало... Но ничего похожего на чувство одиночества я так и не испытал. Наоборот, тундра показалась мне очень заселенной — добрыми и умными оленеводами, охотниками и рыбаками.

Даже на малюсеньком острове Иттыган в проливе Сенявина жило несколько семей эскимосов. На острове я сильно заболел. Я метался в жару в натопленной яранге, и мои добрые хозяева много дней подряд не отходили от меня. Помню, они все время просили меня измерять температуру большим метеорологическим термометром, чтобы узнать: лучше мне или хуже?

А заболел я потому, что не учел исключительно резкого контраста погоды на побережье Чукотского полуострова. Я проводил топографическую съемку возле Пенкегнейских источников горячей воды. Там, где били эти источники, зеленели травы, водоросли и мхи; температура приземного воздуха была положительной, а в 100 метрах от них — 35 градусов мороза. Да еще с ветерком! Так начался для меня Север — каждый раз неожиданный, разный.