Вокруг Света 1974 № 12 (2411) - [2]

«Товарищи, — писала Елена Евстафьевна, — я хочу рассказать вам о том, чему была свидетелем и в чем принимала участие.

Была я старшей медсестрой 170-го полевого передвижного госпиталя 51-й армии Крымского фронта. После отхода от станции Семь Колодезей на Керчь мы получили приказ: госпиталь сосредоточить в Аджимушкайских каменоломнях.

Раненых было много. Тяжелораненых, на носилках, мы старались расположить ближе к выходу, так как шла эвакуация. Ходячих раненых располагали в глубине каменоломен. На стенах чертили стрелки таблетками акрихина, красного стрептоцида, чем только можно было, чтобы легче было находить выход из каменоломен.

Затем поступил приказ: командирам и коммунистам выйти на оборону, так как на окраину города (сверху каменоломен это было видно) входили немецкие танки. Поступил и другой приказ: закопать сейф. Я была секретарем комсомольской организации и членом партбюро госпиталя. В сейфе хранились партийные и комсомольские билеты тяжелораненых и умерших, а также их ордена и медали.

Я завернула в белый шерстяной платок (мне его подарила мама, провожая на фронт) партийные и комсомольские билеты, а ордена и медали — в полотенце и все сложила в сейф...

Тогда мы надеялись, что скоро вернемся в Крым, как в январе 1942 года с нашим десантом; но на Таманском полуострове мы получили пополнение и через калмыцкие степи пошли на Сталинград. Потом было ранение и госпиталь в Ташкенте».

По нашей просьбе с командировкой Пермского обкома комсомола Е. Е. Кузнецова приехала в Керчь. 32 года не была она в Аджимушкае...

Захватив аккумуляторные фонарики, мы идем в каменоломни со стороны старого заброшенного карьера и Царского кургана. Судя по воспоминаниям Елены Евстафьевны, именно у восточного карьера располагался госпиталь.

— Да, это было здесь, — говорит Елена Евстафьевна. — Ниже была дорога на Еникале, на переправу, а левее выхода, в нескольких сотнях метрах, — колодец, неглубокий (Наружный колодец (недалеко от восточного входа в карьер) , следы которого до сих пор не найдены, упорно вспоминают некоторые аджимушкайцы, в частности участник нашей второй экспедиции, бывший начальник главной рации каменоломен Федор Федорович Казначеев.). Помню, мы переваливали через какую-то горку или насыпь и, связывая бинты, набирали в ведра воду. А с холма видели кусочек залива...

Тогда Лене Михайловой (теперь Кузнецовой), ушедшей на фронт с 3-го курса Симферопольского медицинского института, было всего 22 года, и 16 мая 1942 года, когда она закопала сейф и, сопровождая группу тяжелораненых, под огнем добиралась до переправы Еникале, у нее был день рождения. Горький и незабываемый.

— Это здесь, — повторяет Елена Евстафьевна. — Наши машины с ранеными разворачивались и, подавая назад, заезжали в самый выход. Но в этом месте был наклон. Мы всегда это чувствовали, когда снимали с грузовиков носилки. Они стояли с наклоном. И снимать их было легче, чем ставить. И у самого выхода скапливалась дождевая вода от ливней, которые шли тогда в мае. Это я хорошо помню...

Сейчас перед обрушенным от взрыва немецкой бомбы входом — возвышение, но можно представить, как было раньше, как заезжали сюда задним ходом пропыленные санитарные машины.

— Справа мы размещали тяжелораненых, слева располагались сами. Вот здесь, в углу, было много солдатских медальонов...

Слушаю рассказ Елены Евстафьевны и вижу, как Игорь Демиденко, керчанин, один из наших старых и постоянных проводников по каменоломням, делает мне какие-то знаки, потом, выбрав момент, шепчет на ухо: «Правильно, здесь мы находили медальоны...»

Что ж, деталь, как говорится, к рассказу, но чувствую, что все с нетерпением ждут главного... о сейфе.

А Елена Евстафьевна внешне спокойно вспоминает своих товарищей, врачей, медсестер, и трудно «направить», «повернуть» ее рассказ, потому что она сейчас снова мысленно с ними под этими холодными, тяжелыми сводами. Почти никого из них уже нет в живых. Нет Асеева, военврача первого ранга, начальника госпиталя, сухого, резкого, неразговорчивого человека. Нет добродушного парторга Виноградова, заведующего терапевтическим отделением; он был душой госпиталя. Нет военврача Лены Хмельницкой, медсестер Нины Горулько, Маши Вашило, Лены Павловой, Тани Филимоновой, Жени Сироткиной, Маши Поповой, Наташи Никитенко, Наташи, которой первой в госпитале вручили боевую награду. «Сколько им было? 17—19 лет... Вспоминаю и вижу их перед глазами...»

— А сейф мы закопали на 3-м или 4-м повороте, в штольне, в полуметре от стены... С левой стороны через 50—60 метров был выступ, проход как бы сужался, а сверху нависал карниз, потом вход снова расширялся. Вот за таким выступом, отходя от стены на шаг, мы и закопали сейф; затем с левой стороны шла сплошная стена вглубь, но мы туда далеко не ходили, откровенно говоря, боялись темноты... Сейф был прямоугольный, защитного цвета. Партбилетов в нем было примерно сорок, комсомольских — значительно больше. Среди наград больше было медалей «За отвагу» и «За боевые заслуги», ордена в основном Красной Звезды; орденов Ленина и Красного Знамени — единицы... Помогали закапывать сейф два санитара. Один средних лет по фамилии Шевченко, сам симферопольский, жил на привокзальной площади. Другой — мой ровесник. Звали Ваня, фамилия Донцов или Донских. Шевченко и Ваня не знали, что в сейфе. Хотя догадываться могли...