Вокруг Света 1974 № 06 (2405) - [2]

— Мы здесь тринадцатые. Мы пришли до пожара. Те, кто укрощает фонтан, не могут работать без нас. Кто-то их обязательно должен прикрывать.

В это время на палубе корабля появляются ребята в пожарных бушлатах; один лезет на мачту, другие занимают места на па: лубе.

— Ствольщики. Они будут управлять струями. Сейчас десант начнет высаживаться, — поясняет старпом и продолжает: — Когда вышка вспыхнула, мы, взяв людей, отошли. Неизвестно было, куда она рухнет. А потом как встали сюда, в это место, так больше и не отходили. С тех пор одиннадцать суток!..

К нашему кораблю, кормой к основанию скважины, приваливается судно поменьше. Стволы его пушек тоже направлены на огонь.

— Это, — говорит старпом, — на случай, если насосы нашего судна внезапно откажут.

Потом я вижу, как люди в черных блестящих бушлатах взбираются на настил, втягивают туда широченные ленты шлангов, подтаскивают лафетные стволы. Один из них жестами подает команды ствольщикам, те отводят в стороны пушки, и люди устремляются в завесу пара, туда, где только что вода боролась с огнем. Я вижу, как у одного пожарного сбивает каску и тот, кто командует, грозит ствольщику кулаком.

— Косырев, — говорит старпом.— Лейтенант Косырев, отличный пожарный, лихой командир. Мастер спорта, ребята любят его. Там сейчас с ним Низами Ахмеров, Валерий Акопян — совсем молодые ребята, комсомольцы, впервые на таком пожаре, а посмотрели бы вы, как они работали в шторм...

Ствольщики бросают струи через головы людей, копошащихся у огня. Те устанавливают вокруг огненной скважины стволы, создают своеобразный водяной забор. Взмывает пламя — и ствольщики тут же отгораживают десант водяной стеной. На моих глазах происходит невероятное. Огонь начинает отступать. На настиле появляется все больше людей. Я вижу там фонтанщиков — специалистов по укрощению фонтана — в черных танковых шлемах. С виду неповоротливые, в тяжелых костюмах, они укладывают металлические плиты настила на место выгоревших, все ближе и ближе подступая к скважине. Закрываясь от жара, пожарные следом за ними подтаскивают лафетные стволы, и вот уже сквозь белое пламя видна «елка» скважины. Одна «кисть» ее оторвана, раскачиваясь, болтается из стороны в сторону, и все смотрят на нее, дивятся, как еще до сих пор ее не оторвало.

...Теперь и я знаком с ледяной водой Каспия. Знаю, как неприятно бывает, когда одежда, пропитанная ею, прилипает на холоде к телу. Знаю, как промокшие пожарные — от воды никуда не деться — бегут в моторное отделение, где, грохоча, работают насосы, и, раздеваясь, сушат там свою одежду; у насосов она просыхает быстрее, чем в сушилке. Знаю, как сильна струя, вылетающая из лопнувшего шестидюймового рукава. Тебя подбрасывает словно пушинку кверху, ты летишь неизвестно куда и, когда падаешь, с ужасом смотришь на колеблющуюся из стороны в сторону струю, зная, что в следующий момент она может швырнуть тебя в воду с десятиметровой высоты. Парень, что сушится напротив меня, смеется: не повезло, мол, бывает.

— Нашего-то боцмана, — говорит он, — тоже сегодня чуть не выбросило за борт. Шланг лопнул как раз под ним. Он взлетел и за верхнюю палубу схватился, иначе бы не удержался. Ему вообще везет. В шторм его чуть не вытянуло волной, а потом как швырнет обратно в дверь...

После ледяного душа, когда зуб на зуб не попадает и ноет вывихнутая ступня, самое время посмеяться.

Под вечер в кают-компании появляется Косырев. Он стаскивает мокрую одежду через голову и на ужин приходит в шубе, надетой на голое тело. Едва берет тарелку, как напротив него усаживается Алиев, начальник участка, где происходит пожар. Улыбаясь в усы, он говорит, что за ними еще четыре ствола. Как я понимаю, еще четыре лафетных ствола надо установить.

— Отдохни, — говорит он Косыреву, — посушись, потом вместе пойдем.

— Может, нам и ходить не надо, — отвечает, насупившись, Косырев. — Мои ребята сами все установят.

— Э, нет, — отвечает Алиев и грозит пальцем. — Я понимаю, ты их воспитываешь, но сейчас не время для педагогических экспериментов. Я отвечаю головой за то, чтобы здесь не было никаких недоразумений.

Лейтенант Косырев вновь облачается в мокрую штормовку, натягивает промокший плащ и выходит вместе с Алиевым. За ними в ночь выхожу и я.

...Безлюдный железный остров с пляшущим факелом посередине ночью являет собою жуткое и в то же время фантастически красочное зрелище. Сверкает мокрый металл, скрещиваются водяные струи, как лучи прожекторов, протянувшиеся к огню от нескольких кораблей. При сильных вспышках далеко вокруг озаряется море. И тогда становится видно, как в ночи все еще летают чайки, как всплывают из глубины тюлени. Их много. Они смотрят на огонь, глаза их при этом сверкают, но долго звери не выдерживают и вновь уходят на глубину. Пожарные смеются, по выражению их лиц — слов в грохоте не разобрать — можно догадаться, что они приятно удивлены, будто увидели зверей впервые.

В кают-компании матросы смотрят телевизор. Здесь не слышно ни надсадного рева насосов, ни грохота газового фонтана. Звучит мелодичная музыка, и сидеть в кают-компании приятно. Но Косырев, вернувшийся на корабль еще более мокрый, чем был несколько часов перед этим, неумолим: