Вокруг Света 1974 № 02 (2401) - [53]

Еще один дух, обитающий в шахтах, но весьма редко представленный изображениями, — это Авиче, или «старуха». Хотя некоторые шахтеры отрицают, что это и есть Пачамама, богиня земли, которой поклоняются фермеры, но отношение к обеим абсолютно одинаково. Многие горняки приветствуют ее у входа в шахту:

— Привет, старуха! Смотри, чтобы со мной сегодня ничего не случилось!

Они молят ее вступиться за них перед Тио, когда им угрожает опасность, и благодарят, когда покидают шахту здоровыми и невредимыми.

Совершенно противоположным типом символического существа женского пола является Виуда, или «вдова». Шахтеры, которые чрезмерно увлекаются чичей — кукурузной брагой, утверждают, что «вдова» частенько является им. Это молодая красивая чола — индеанка, привыкшая к городскому образу жизни. Она, мол, заставляет мужчин терять голову, а порой и заработанные деньги. Она тоже супруга злого духа и вербует людей, чтобы они, прельщенные мнимыми обещаниями богатства, заключали с ним договоры.

Однажды мужчины рассказали мне о ч"алле, церемонии подношения «дядюшке» сигарет, коки и спиртного.

— Ч"алла происходит на рабочем участке внутри шахты. Мы с напарником совершаем ч"аллу каждую пятницу, а в первую пятницу месяца к нам присоединяются все рабочие нашего горизонта. Приносим с собой флаги, конфетти и серпантин, вставляем сигарету в рот Тио, зажигаем ее. Потом разбрызгиваем по земле спирт для Пачамамы, даем немножко и Тио. Вынимаем листья коки, жуем их и курим при этом. По кругу идут бутылки, которые каждый приносит с собой. Зажигая сигарету для Тио, говорим: «Тио, помоги нам в работе. Не допусти, чтобы случилось несчастье».

Мы не встаем перед ним на колени, как сделали бы перед каким-либо святым, потому что это святотатство.

Все быстро пьянеют и принимаются обсуждать работу и связанные с ней религиозные обряды. Наговорившись, обвиваем шею Тио серпантином и готовим месы — столы с приношениями: сладкие пироги, мясо гуанако, рис, леденцы...

Наконец мы говорим: «Пошли!» Те, что потрезвее, выносят пьяных. Мы идем в раздевалку, отдыхаем, затем возвращаемся, обвиваем серпантином шеи друг друга и украшаем Тио флажками и бутылками со спиртом. С этого момента каждый делает все, что ему хочется...

Я думала, что никогда не смогу участвовать в ч"алле, ведь в управлении мне сообщили, что горняки не любят, когда женщины спускаются под землю, а тем более присутствуют при священных обрядах. Однако мне удалось получить разрешение посетить шахту.

Очутившись на самом нижнем горизонте шахты Сан-Хозе (от поверхности земли его отделяют 340 метров), я попросила у проводника разрешения остаться с одной из бригад рабочих, а не таскаться по галереям, как делает большинство посетителей. Он с облегчением оставил меня и вернулся к работе. Только теперь я по-настоящему оценила труд шахтеров. Я попробовала поработать с ними. Вскоре руки мои окаменели от вибрации и тяжести 75-килограммового бура, а тело ломило от управления экскаватором при 38-градусной жаре.

В конце смены все члены бригады собрались у ниши Тио в большом коридоре. Это была первая пятница месяца, и старший по смене, Лино Пино, извлек бутылку фруктового сока, смешанного со спиртом, что приготовила его жена, а все остальные вытащили пластиковые сумки с листьями коки. Лино зажег сигарету во рту Тио, затем разбрызгал по земле спиртное и воззвал:

— Халлалла! Халлалла! Халлалла!

Мы уселись на глыбах руды, разбросанных вдоль путей, и помощник Лино обошел всех по кругу с маленькой жестяной чашей. Все понемногу выпили. Мне не было выказано никакого предпочтения, но я не была и забыта ни разу. Кто-то дал мне листьев коки из своего запаса, я приняла их обеими руками — так меня учили еще наверху. Я жевала, пока не онемела щека, будто сделали инъекцию новокаина у дантиста. По словам рабочих, кока — дар сердобольной Пачамамы.

Поднося спиртное Тио, Лино попросил его «приносить» больше руды и дать ей «созреть», как будто речь шла об урожае зерна. В этом нет ничего удивительного, ведь шахтеры — дети или внуки безземельных фермеров, которые были завербованы, когда в начале века бывшие золотые и серебряные рудники вновь открылись уже для добычи олова.

...Через месяц на этом горизонте заряд динамита скатился по желобу в забой и взорвался. Двое шахтеров умерли в шахте, третий — несколькими днями позже, в госпитале. После того как произошло несчастье, рабочие перенесли своих мертвых товарищей в контору, где омыли обуглившиеся лица, стараясь хоть немного смягчить ужасное зрелище. Весть о несчастье быстро разнеслась по поселку. Когда жены и соседки погибших вбежали в здание, где лежали тела, они заголосили и стали топтать землю.

Вся община собралась на поминки возле гробов. Ритуал, казалось, утверждал не только необходимость продолжать жить, но и само право на жизнь.

Несчастный случай произошел не в том коридоре, где я побывала, однако на том же горизонте. Вскоре после происшествия студентка, работавшая со мной, попросила разрешения посетить шахту. Управляющий отказал ей: горняки намекали, будто несчастье случилось из-за гринго (любой инородец со светлыми волосами, в данном случае моя скромная персона), которая спускалась вниз. Я встревожилась, потому что мои взаимоотношения с членами общины оказались под угрозой.