Вокруг Света 1973 № 11 (2398) - [9]

Однако ни одна наука не рождается совершенной, как Афродита из пены морской. И до сих пор возникают сомнения: открыт ли новый «континент жизни» или это просто рассеянные по океану «островки»? Разве не сам Зайцев показывал, что икринки гибнут уже при небольшом волнении? Волны опасны и для других нейстонтов. А органическая пленка, разве она образует сплошной покров в океане? Уже легкий ветер сминает его в хлопья пены.

Да, тут еще не все ясно. Верно, что волны губят бактерии. Но они плодовиты и быстро восстанавливают свое поголовье. Верно, что волнение в четыре балла убивает икру. Но природа изобретательна. Рыба мечет икру вдали от берегов (чтобы ее не выбросило на песок) или в защищенных от ветра местах. Мечет подолгу, чтобы хоть часть выметать в тихую погоду. Ну а мальки? Не спасаются ли некоторые из них, прячась во время бури в сгустках пены? Не потому ли нейстонты раньше созревают, «встают на ноги», чем обитатели глубин?

Что ж, любое открытие — это не только завершение, но и начало. То здесь, то там экспедиции советских и зарубежных ученых обнаруживают в океане «нейстон дэ Зайцев». Новый «континент жизни» приобретает все более отчетливые очертания.

Недавно на конференции океанологов в Монако была образована секция морского нейстона. Но, признав существование нового континента на грани двух стихий, ученые тут же подчеркнули, что жизнь в верхних слоях морей и океанов находится под угрозой.

Идет по морю корабль. А за ним, на всем многокилометровом пути, тянется кладбище убитых им икринок — ни много ни мало пятая часть всей черноморской икры. Так нельзя ли, чтобы суда обходили нерестилища во времена метания и вызревания икры?

Но, может быть, опасность грозит нейстонтам только на больших морских дорогах? Увы, нет. Папирусный кораблик Тура Хейердала «Ра» плавал вдали от оживленных трасс. Но всюду попадались путешественнику мертвые рыбы в пленке из нефти.

Океан нужно спасать. Открыв нейстон, ученые, вероятно, по-настоящему впервые поняли, как велика опасность от загрязнения морских вод. Поверхностная пленка концентрирует нечистоты и в особенности радиоактивные вещества. И все это наносит удар по самому уязвимому месту биосферы — по нейстону.

Так, едва возникнув, новая наука сразу оказалась на переднем крае, в самой гуще событий.

Александр Харьковский

Лето. Берлин. Фестиваль

Когда снова слышишь слова: «Десятый фестиваль», то сразу перед глазами возникают простор Александерплац, яркие потоки молодежи, группы у фонтанов и на зелени скверов.

Сюда шли делегаты от десятков стран, неся трепещущие на ветру разноцветные флаги, всюду мелькала знаменитая фестивальная ромашка. Площадь разноязыко бурлила, площадь пела, плясала, площадь спорила, умолкая лишь на несколько ночных часов.

Пожалуй, не бывало у юности еще такого широкого, демократичного обсуждения проблем нашего времени — борьбы за мир, антиимпериалистической солидарности, — как на Берлинском фестивале.

Если смотреть на площадь с двухсотметровой вышины, из вращающегося кафе берлинской телебашни, то в переливающихся всеми красками людских потоках и ручейках заметны многочисленные водовороты. Это идут дискуссии. Спорят яростно, до хрипоты. Спорят вдумчиво, аргументированно. В плотных завитках толпы вокруг ораторов сразу идет перевод на многие языки.

На сотнях митингов, форумов, дискуссий обменивались делегаты опытом политической борьбы, подтверждали свое стремление отстаивать национальную независимость, демократию и социальный прогресс. С Александерплац отправлялась молодежь на митинги солидарности с народами, борющимися против империализма. В симфонии красок и звуков, в море знамен, гирлянд и вымпелов стотысячная колонна юношей и девушек страны фестиваля прошла по Карл-Маркс-аллее, приветствуя молодежь мира.

Здесь же, на Александерплац, рядом с толпами дискутирующих, на открытых площадках гремела медь духовых оркестров, неслись над головами национальные песни и музыка. Аплодисментами встречали гвинейский балет, кубинский ансамбль, русскую плясовую. И вот уже зажигательную мелодию подхватили зрители, площадь поет, танцует, веселится. А над нею, в кафе телебашни, отмечают свой день рождения десятки именинников-делегатов.

Каждую минуту фестиваль дружбы и солидарности жил полно и напряженно. А площадь в центре Берлина — его нетерпеливо бьющееся сердце...

В. Александров

Левые, которые шагают вправо

Любое знакомство в Японии начинается с обмена визитными карточками. Подобно японцам, я храню белые картонные прямоугольники с бегущими по ним паучками-иероглифами в пухлом альбоме, напоминающем кляссер для почтовых марок, — каждая визитная карточка в отдельном прозрачном кармашке. Несколько страниц альбома занимают визитки, на которых под фамилией и именем значится: «студент», и еще ниже, в правом углу, — название университета. Перелистывая страницы альбома, я словно переношусь во времени назад, вспоминаю о событиях, связанных с различными людьми, которых знал, с которыми встречался в японских студенческих городках.

Лекционный зал университета «Токай» крутым амфитеатром поднимался от сцены. Натянутый на ней огромный экран хорошо виден даже с моего, самого последнего ряда, спрятавшегося почти под потолком. На экране — спроецированное и увеличенное телекамерой лицо профессора, читающего лекцию. Сам профессор в сумраке далекой от меня сцены был еле различим, подсвеченная софитом кафедра казалась игрушечной.