Вокруг Света 1973 № 07 (2394) - [5]

Андрей Фролов, наш спец. корр.

«Джой Бангла!»

Отрывки из дневника инженера-водителя отряда Советского Красного Креста Анатолия Степановича Ткаченко

Ночь в Хили

«...Ветер северо-западный, слабый до умеренного. Температура в Москве и Московской области 0—2 градуса тепла, в районе Наро-Фоминска — минус два градуса...» Я выключил приемник. Хорошо все-таки жить в Москве и Московской области. Приеду домой, буду меняться на Наро-Фоминск. Там, похоже, всегда прохладно. А тут... я снова вытираю полотенцем пот и нечаянно прикасаюсь к противомоскитной сетке: десятки крохотных жал тут же впиваются в руку. С вечера москиты сплошным зеленым облаком висят вокруг полога, защищающего наши раскладушки, и ждут поживы. Утром у каждого на руках, на бедрах, по лицу прочерчены узкие вспухшие полосы — там, где ты хотя бы на миг прикоснулся к противомоскитной сетке. Жалят москиты куда больнее комаров. Причем в отличие от них москитная туча не гудит, а караулит жертву в зловещей тишине. Зато отчетливо слышно, как в соседней комнате, где спит Татьяна Мисник, глухо шлепаются на пол летающие тараканы. Из-за них и всяких тварей Таня спит вполглаза. То и дело зовет: «Толя, Толя!» Мы знакомы с ней еще по Эфиопии, она привыкла в случае опасности (змеи, крокодилы, жабы, ящерицы, тараканы и, конечно, мыши) полагаться на мою защиту. Теряя на ходу драгоценные запасы сна, бреду в Танину комнату. Здесь сложено все, что привезли мы с собой для оказания помощи (или, как тут по-английски называют, «релиф»). Фонарик выхватывает из темноты груду одеял, ящики с молоком, коробки с детским питанием. Наконец, на самом верху, на сверкающей стальной коробке стерилизатора, обнаруживается и виновница паники — тихая, маленькая, полупрозрачная ящерица. Луч прокалывает ее насквозь, и под изумрудным хитиновым покровом просвечивают темные внутренности. Таня смущенно говорит, что приняла ее за геккона. Этой здоровенной рептилии, бронтозавра в миниатюре, действительно можно испугаться, особенно когда она сидит на каменной ограде, раздувается, грозно поднимает гребень и надсадно верещит по-крысиному. От натуги геккон весь краснеет, а гребень прямо-таки полыхает малиновым пламенем.

— Кыш, кыш! — я взмахиваю рукой, ящерица опрометью бросается вниз, а я, спотыкаясь о ящики и перемалывая хрустящие крылышки тараканов, бреду в свою комнату.

Сон как, рукой сняло. Выхожу во двор, в душную липкую тьму. В нескольких сантиметрах от лица проносятся летучие мыши. Они летят совершенно бесшумно, и только резкие дуновения выдают их полет. Удары воздуха теплые, как бывает, когда наклоняешься к костру. На дворе пока только апрель, а каково здесь будет летом!..

Иной раз думаешь, нужны ли здесь одеяла, ведь и в голову не придет укрываться, даже ночью. На самом же деле для миллионов бенгальцев одеяло — это и штаны, и рубашка, и пол, и потолок. Мы видели лагеря беженцев на окраине Калькутты. Тысячи импровизированных палаток из ящиков, бамбука и тростника. Большинство из них сейчас уже пустует, люди возвращаются в родные места, но там, где еще живут, крышу неизменно образует одеяло. На каждом его углу надпись «Made in India» — «Сделано в Индии».

Мы после этого по-другому взглянули на наши одеяла. Они поплотнее индийских, и шерсти в них побольше, а вот надписей — никаких. Кстати, я обратил внимание и на американский «релиф»: даже на банках со снятым молоком изображено рукопожатие светлой и смуглой рук на фоне звездно-полосатого флага. И надпись: «В дар от американского народа». На нашей же сгущенке: «Молоко незбиране з цукром». Сейчас в Бангладеш десятки тысяч человек учат русский язык, но вот украинский знают, пожалуй, немногие.

В конечном счете дело, конечно, не в этом. Жители Хили, которые окружили вчера трибуну и слушали речь руководителя нашего отряда профессора Тарасова, никогда не забудут, кто в трудную минуту протянул им руку помощи. И те сотни бедняков, что ежедневно приходят в «релиф-пункт» за молоком, детским питанием, что получают одеяла и медикаменты, они тоже не забудут...

Я стою рядом с нашим переводчиком Хусейном, помогаю раздавать продукты, слежу, чтобы не оттерли стариков и женщин с детьми на руках. До чего же все они худы! Тут сказывается и постоянное недоедание, и частые кишечные заболевания. Ведь подпочвенные воды подходят к самой поверхности, колодцы мелкие, вода не успевает отфильтроваться. Кипятить не на чем.

По дороге я не раз обгонял грузовики с яркой эмблемой государственной электрокомпании «Вапда». Они везли бетонные столбы электропередачи. Но сюда, в Хили, столбы еще не дошагали. Здешнее топливо — бензин, керосин. Ни угля, ни дров. Мы кипятим стерилизаторы на бензиновой плитке. Я заправляю ее еще с вечера. Утром не протолкнешься с канистрой к входу. С рассвета люди запруживают весь двор, и только в дверях нашим помощникам удается распутать клубок очереди в нитку. Впускают по нескольку человек. Женщины, приподняв полы сари, с опаской поглядывая на белые халаты врачей, проплывают налево, в комнату, где принимает Татьяна. Мужчины остаются в большой приемной.