Вокруг Света 1972 № 09 (2384) - [32]

Хорошо помню этот день в прошлом году.

Жорж повесил на стенку хижины со стороны камбуза табличку, на которой в окружении всяческих алгебраических и химических формул значилось что-то вроде «Карлушин ристаран». Мы собрались в «ристаране» принаряженные. Открыли шампанское. Пили, пели, шутили, Жорж превосходил себя. — Тур даже пообещал, что пошлет его матери хвалебную радиограмму. Карло снимал всех на пленку, потом они с Туром поменялись местами, и Тур снимал его и нас. Было весело, тепло и уютно.

Нынче настроение другое и погода другая. Солнца почти нет, очень влажно и душно, шевелиться неохота. Но Сантъяго все же пошевелился, извлек из загашника две бутылки шампанского. Жорж подвесил их на мачте, чтобы на ветерке охладились.

Сходились и рассаживались, готовые поддержать традицию, но должного тонуса не было, что-то словно висело над всеми: то ли усталость, то ли вообще стали мы, черт возьми, старее и равнодушнее, и на смену прошлогоднему энтузиазму пришла привычка; в самом деле, мы уже ощущали себя не первопроходцами, а чуть-чуть рейсовиками, не поэтами, а ремесленниками океана...

А тут еще Сантъяго окликнул Жоржа писклявым, якобы женским голосом, он и, раньше не раз так шутил, поддразнивал, но сегодня Жорж взорвался — и разразился скандал.

Не буду его описывать, не стану воспроизводить нашу более чем часовую дискуссию — она касалась распорядка вахт, помощи в мытье посуды, отлынивания и, наоборот, выскакиванья поперед батьки, опаздыванья к трапезам и любви к чужим полотенцам, это был отличный интернациональный хай, в котором итальянская экспансивность удачно сочеталась с мексиканским ядом, американскую же прямолинейность выгодно оттенял русский фольклор.

Вежливый Кей только глазами хлопал, Мадани, отчаявшись хоть что-то понять, сжался в комочек, а бледный Тур кусал губы.

Я на его месте давно бы стукнул по столу, но он не вмешивался, давал нам выкричаться. Впервые мы так «беседовали» друг с другом. И когда, казалось, на палубе «Ра» вот-вот должны были замелькать кулаки, вдруг все умолкли.

Вдруг открылось, всем сразу и каждому в отдельности, на какую дрянную мелочь — на окурки, на грязные тарелки — мы размениваем нашу экспедицию, нашу мужскую общность, возникшую в суровой работе.

Каждый взглянул на соседа, усмехнулся несмело и смущенно, и вдруг грянул хохот.

Сантъяго привалился к плечу Карло, Норман шутливо ткнул меня под микитки, Жорж кошкой вскарабкался на мачту за шампанским, и на «Ра-2» начался пир!

Мы разошлись только в два часа ночи, случай вообще неслыханный в обоих плаваньях, — пили, ели, опять пили и говорили, говорили, будто встретились после долгой разлуки. Да так, в общем, оно и было. Рухнули перегородки, разделявшие нас, встали точки над «i», определились отношения, и праздник, нелепо и неприятно начавшийся, преподнес нам действительно драгоценный сюрприз.

Вахтенные улыбались в ту ночь, и долго-долго посреди Атлантики, под огромной луной, на хлипком травяном островке звучала губная гармоника Нормана...

Окончание следует

Юрий Сенкевич

Юрий Сенкевич

«Ультра» — слева и справа

1969 год. Милан, пасмурный день пятницы 12 декабря. К темно-зеленому такси, за рулем которого сидит его хозяин Корнелио Роланди, в 16.00 подходит человек. «Отвезите на улицу Санта Текла», — говорит он спокойным голосом. Шофер оборачивается. За спиной он видит молодого, лет тридцати пяти, человека в неброском сером костюме. «Вообще-то Санта Текла в двух шагах отсюда», — предупреждает он. «Я в курсе, — отвечает пассажир, — но у меня мало времени. Потом я поеду дальше».

Завернув за угол, машина пересекает площадь Фонтана и, проехав по переулку, сворачивает на Санта Теклу. Пассажир, попросив подождать несколько минут, выходит и быстро скрывается за углом, который они только что миновали. «Странный народ, — философски пожимает плечами Роланди, профессиональным взглядом провожая фигуру пассажира, — не сбежит ли?.. Не должен, — заключает Роланди, — человек, похоже, серьезный».

Пассажир возвращается в 16.08 — без черного кожаного портфеля, с которым он ушел. Лицо его теперь кажется шоферу взволнованным. Через четыре минуты пассажир останавливает такси и высаживается, заплатив 600 лир. Роланди вскоре уезжает с новым клиентом...

Те, кто первым после взрыва вбежал в помещение Сельскохозяйственного банка, расположенного на площади Фонтана, застали следующую картину. Обширный круглый зал для посетителей усеян обломками колонн, кусками штукатурки, завален бумагами. Сквозь облако густой пыли слышатся стоны раненых. Большие часы застыли на 16.37. В обычные дни окошечки банка к этому времени закрываются, но пятница — традиционный день сделок фермеров и закупщиков, банк работает позже. И в этот день там, как всегда, была довольно большая толпа. Начинается подсчет пострадавших. Погибших вместе с теми, кто умрет позже в больнице, — четырнадцать. Раненые — восемьдесят восемь...

Город охватывает паника. Она достигает предела к вечеру, когда становится известным, что вторая бомба была заложена в Коммерческом банке, расположенном на площади театра «Ла Скала». В четыре пополудни швейцар банка видит рядом с лифтом портфель черной искусственной кожи. Полагая, что портфель забыт кем-то из клиентов, он относит его в дирекцию. Там уже наслышаны о взрыве на площади Фонтана и тут же, не мешкая, вызывают полицию. В портфеле обнаружено около восьми килограммов взрывчатки.