Вокруг Света 1972 № 08 (2383) - [36]

Пустыня была вовсе не такой пустынной, как могло показаться с плодородных полей и холмов провинции. Там были колодцы, надежно укрытые от летучего песка и чужого глаза. Если идти от одного колодца к другому на юг от Лептиса Великого, дней через двадцать-тридцать придешь в населенную страну, которую римляне называли Фазанией, главный ее город — Гарамой, а народ — гарамантами. Древние имена живут и ныне в названиях плоскогорья Феццан и оазиса Джерма.

В 1934 году итальянские археологи обнаружили возле Джермы мавзолей, сложенный из кубов тесаного камня, украшенный пилястрами с туго скрученными капителями ионического ордера и трехступенчатыми базами. Так далеко на юге римских построек до rex пор не находили. Кто был похоронен здесь? Какой-нибудь агроном, ирригатор-советник, присланный из Лептиса или Карфагена к царю гарамантов? А может быть, тут, в чужой земле, остался неизвестный пограничный офицер, этакий римский Максим Максимыч? В раскопе оказались две-три глиняные римские лампы, стеклянный кубок и туземные ритуальные ножи, выточенные из обсидиана! Итак, не римлянин...

Но военный легат Септимий Флакк прошел еще дальше, из страны гарамантов в так называемую «область эфиопов». И Юлий шатерн, не то солдат, не то купец, из Лептиса Великого «после четырехмесячного пути, во время которого он продвигался только в южном направлении, прибыл в эфиопскую землю Агисимба, где собираются носороги».

Рим не имел военных и политических интересов по ту сторону Сахары, а слоновую кость, черное дерево и черных рабов гараманты доставляли на север сами, не прибегая к услугам римских комиссионеров. И вот наш современник, английский ученый Дж. О. Томсон, предполагает, что Юлий Матери и Септимий Флакк были, вероятно, дипломатическими агентами, может быть, военными атташе при каком-нибудь местном правителе и пересекли Сахару с севера на юг затем, «чтобы утолить необычное для римлян любопытство в отношении неизвестных районов». Но сам же Томсон недоумевает: почему в таком случае географ Птолемей, рассказавший об этих путешественниках, описал их подвиги в нескольких строках и не поведал ничего нового о землях, которые они посетили? Птолемей счел нужным отметить лишь, факт перехода через великую пустыню, словно бы речь шла просто о затянувшейся прогулке в страну, «которая простирается очень далеко и называется Агисимба». Но четырехмесячный путь по Сахаре, да еще в строго определенном» направлении, мало похож на простую прогулку. Для отдыха и развлечения ездили на Лесбос или Самофракию, в обветшалые, но все еще великолепные города Египта, который и в те времена считался древним, — в «стовратные» Фивы, былую столицу фараонов, где торчали забытые гулкие храмы, окруженные десятком глиняных деревень, в Александрию, основанную еще в 331 году до нашей эры Александром Македонским, где хвастали не пирамидами и гробницами, но величайшей в мире Александрийской библиотекой и высочайшим беломраморным Фаросским маяком. Или в Антиохию, которая считалась административным и хозяйственным центром римских владений на Востоке.

Этот город уступал величиною и многолюдством только Риму и, пожалуй, египетской Александрии и соперничал с ними прямизною симметричных улиц, украшенных двойными и четверными колоннадами, обилием водоемов, разноверием храмов, богатством книгохранилищ и греко-персидской роскошью дворцов. Любой иностранец, поселившийся в Антиохии, становился полноправным ее гражданином, и не было в мире другого города с таким фантастическим смешением рас и языков.

Главным языком был греческий. О делах римского императора Цезаря Августа писал по-гречески историк Николай Дамаскин, житель сирийского города Дамаска. Он писал о том, как в Антиохию прибыли индийские посланники и остановились в городском предместье Дафна. Посланники везли грамоту, в которой на хорошем греческом языке было написано, что индийский царь Пор сочтет для себя честью назваться другом императора Августа и не только разрешит ему во всякое время проходить через свою страну, но обещает участие в любых предприятиях, которые послужат ко благу обоих государств. Говоря проще, царь Пор хотел торгового союза.

Еще везли подарки — больших змей, очень большую речную черепаху, куропатку величиною с орла и гермеса, безрукого от рождения карлика, называемого так потому, что походил на герму — четырехгранный столп, увенчанный головой. С посольством ехал мудрец Зарманохег, который давно уже намеревался взойти на костер и покинуть таким образом свою телесную оболочку, но, уступив просьбе царя Пора, согласился проделать эту церемонию в любом из крупных городов Римской империи, дабы западные дикари могли воочию убедиться в благородстве древних обычаев Индостана. Он действительно сжег себя в Афинах и удостоился гробницы с надписью: «Здесь лежит Зарманохег, индийский софист из Баргосы...»

И вот это слово, это название некой местности на Востоке, возвращает нас в самое средоточие рассказа о путешествиях римлян или, по крайней мере, подданных Рима, тех, кто независимо от своей национальной принадлежности пользовался всеми или некоторыми привилегиями римского гражданства. Потому что Баргоса есть не что иное, как Баригазы — крупнейший порт северо-запада Индии. Именно здесь римские капитаны— египтяне, сирийцы, греки — грузили на свои корабли рис и тростниковый сахар, бревна тикового и красного дерева, хлопчатобумажные ткани (знаменитый виссон, в котором щеголяли тогда лишь самые богатые европейцы!) и тюки хлопка-сырца, и китайский шелк, доставляемый сюда прямо из Китая купцами Бактрии и, может быть, Согда.