Вокруг Света 1971 № 12 (2375) - [11]

Непременный персонаж пляжа — рыбак. Классический рыбак — с длинным, метра три-четыре, удилищем. К удилищу прикреплена катушка для лески. Рыбак размахивает удилищем, и леска, снабженная тяжелым грузилом, летит далеко от берега. Удилище втыкается в песок. Рыбак усаживается рядом. Поклев определяется по натяжению лески и качанию удилища. Словом, принцип мормышки. Рыбы в океане, конечно, больше, чем, скажем, в Клязьминском водохранилище. Однако результат ловли примерно одинаков...

Водятся ли у берегов Рио акулы? Нет, к самому берегу акулы не подплывают. Возможно, отпугивает обилие людей, а возможно — холодное антарктическое течение, достигающее этих золотых берегов. Моряки, с которыми нам приходилось общаться, утверждали, однако, что акулы сопровождают суда почти до самого порта.

Каждый видит то, что хочет видеть. Белая ослепительная полоса песка убегает за горизонт. Волны зеленые, бирюзовые, лиловые, серые, изумрудные, любых цветов и оттенков. То огромные, как горные хребты, то пологие и нежные, как холмы в степи.

Океан — вода от полюса до полюса. Но это абстракция. Полюсов не видно. Видна лишь довольно узкая полоска воды. Точно такая же, как на Черном море, на Каспии... Но это лишь так кажется. Разница огромная! Разница в дыхании. Океан дышит не так, как дышат моря. Мне рассказывал один знакомый капитан: «Я плаваю уже пятнадцать лет и не могу вспомнить двух одинаковых дней на океане. Если хотите, это живой организм. Это не вода. Океан для меня философское понятие, категория. Нечто среднее между материей и движением. Океан — это... океан».

И я разделяю мнение многих наблюдателей о том, что океан влияет на характер людей. Характер прибрежных бразильцев настоян на океане. Конечно же.

 

В. Бобров

Пусть неудачник плачет

Тощий, замученный жизнью и жарой пес Арлекин задумчиво облизывал драный резиновый шлепанец Зеки. Зека не замечал этого. Сжимая черными пальцами обломок карандаша, Зека сосредоточенно созерцал длинный зеленый листок бумаги, разлинованный на три графы. С одной стороны в ухо ему дышал жареным чесноком Дамиан, убогий старец, кормившийся вместе с Арлекином на кухне «Лузитании». С другого бока на талон глядел холодным взглядом специалиста выбритый до блеска Флавио. Флавио служил лифтером в отеле «Плаза-Копакабана» и каждый вторник, свой выходной, отводил этому священному обряду: прогнозированию очередного тура футбольной лотереи. Вместе с Зекой и Дамианом. Почему втроем? Да потому, что Зека считался в «Лузитании» удачником, у него был «хороший глаз». А старика просто было жалко. Он и долю-то свою платил далеко не всегда, но Зека и Флавио молчаливо соглашались «поверить в долг». И понимающе качали головами, когда Дамиан говорил, что после первого же выигрыша внесет сполна все свои деньги.

Вокруг, на всех остальных столах «Лузитании» да и на прилавке у хозяина Педро, виднелись талоны. В вязком и колючем сигаретном дыму плавали загадочные для профана, но на самом деле преисполненные глубочайшего смысла фразы:

— «Васко» и «флу» просятся на «тройной».

— Нет, на сей раз «Васко» выиграет: Денилсона во «Флу» не будет.

— В третьей встрече ставлю крест справа.

— А я — в середине: «Палмейрас» сильнее, но он в гостях.

— Да и Адемир, кажется, потянул связки.

— Тем более...

— «Сантос» и «Ипиранга»? Ха! Что это еще за «Ипиранга»? Кто-нибудь слышал о ней?

— Будет «зеброй».

— Почему?

— Она дома. Там, в Араракуаре, с ней никто не справится. Там — на трибунах больше пистолетов, чем в арсенале Второй армии. Никакой Пеле не спасет.

— Значит, что?

— Как минимум «дупло»: справа и в центре.

— А я ставлю «трипло».

— Ну, если тебе денег не жалко...

Это сумасшествие продолжается с утра до вечера. С того момента, как Педро, кряхтя и охая, вздергивал вверх железные жалюзи, и до того, как Силвия — где-то уже на рассвете — уводит своего последнего клиента, а черная Лурдес выливает на кафельный пол кафе ведро белой едкой «санитарной воды» и берется за щетку. Это продолжается с утра до вечера вот уже более полугода. И с каждой неделей страсти раскаляются все больше и больше. В этом смысле «Лузитания», впрочем, не была исключением: весь Рио сошел с ума. Да, да, весь Рио!

От грязных притонов Каскадуры и Сан-Кристобана до отделанных каррарским мрамором апартаментов супругов Майринк-Вейга — одного из самых богатых семейств Рио-де-Жанейро. От приемных прохладной губернаторской канцелярии во дворце «Гуанабара», что рядом со стадионом «Флуминенсе», до вагоноремонтных мастерских вокзала «Леопольдина». Всюду, всюду жители Рио — кариокас колдовали над магическими талонами «лотерия эспортива». Было от чего сойти с ума! Уже в самом первом опытном туре лотереи, проведенном без всякой рекламы, без подготовки, без организации, участвовало 77 тысяч человек. Во втором туре количество проданных талонов подскочило до 180 тысяч! Спустя всего два месяца, в десятом туре, в погоню за счастьем устремилось больше двух миллионов кариокас. То есть ровно половина города! Ну а в двадцати восьми турах, проведенных с апреля по декабрь 1970 года, было продано свыше 80 миллионов талонов на общую сумму 475 миллионов крузейро, то есть около 100 миллионов долларов. И это несмотря на то, что лотерейные агентства и организованная продажа билетов были тогда налажены только в двух крупнейших городах страны: Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу! Секрет сенсационного успеха «лотерии эспортивы» объяснялся весьма просто: она сумела объединить две самые сильные страсти бразильца, два огня, жгущих его душу — футбол и азартные игры.