Вокруг Света 1971 № 10 (2373) - [7]

На землю спускалась ночь. Пришло время прощаться.

— Белые предлагают нам цивилизацию, весьма похожую на неоновый свет — светит, но не греет, — сказал хозяин, глядя на рекламные огни мотеля в той стороне, куда лежал наш путь.

— В век космических полетов сохранить на нашей небольшой планете совершенно самостоятельную цивилизацию невозможно, — сказал я.— Культуры были, есть и будут различными. А цивилизация — продукт деятельности всех людей Земли.

— Мы и не стремимся изобрести свой индейский автомобиль, — согласился хозяин, — но у нас не должны отнимать право сохранить наш цвет кожи, наш язык и наши обычаи. Нам предлагают решить дилемму: некоторые, сочувствующие нам белые утверждают, что единственный выход для нас — это покинуть резервации, полу чить работу в городах и экономически догнать другие группы населения (а нам долго догонять даже негров!). Другие предлагают иной рецепт: они утверждают, что индейцы от рождения неспособны быть членами современного общества, и потому единственный выход для нас — упрямо держаться за резервации.

Отмечая 100-летнюю дату с того дня, как с правительством США был подписан мирный договор, индейцы навахо выбрали в своей резервации королеву красоты и отправили ее путешествовать по стране. Этим они хотели доказать, что навахо живы, что у них есть будущее, что индейцы не собираются исчезнуть с лица Земли, как исчезает в небе дымок, вьющийся над вигвамом...

Перевела с литовского А. Верман

Хроника службы летчика-испытателя Михаила Комарова

Жизнь! Это самый великий дар природы, и только от человека зависит, как он его использует. Миша, Михаил Михайлович Комаров полюбил летное дело. Все его стремления, все порывы были направлены на то, чтобы овладеть искусством летчика, летчика-испытателя! Прочтя «Хронику службы Михаила Комарова», читатель узнает не только его целеустремленную и мужественную жизнь, но и частично поймет сложность, многогранность профессии летчика-испытателя. Я уверен, что наша смена, которой мы передаем эстафету летчиков-испытателей, должна быть такой же настойчивой и целеустремленной, каким был Михаил Михайлович Комаров. Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР К.К. Коккинаки Он жил тридцать три года. (Похоже на начало сказки: «И жил он тридцать лет и три года...») И если уж следовать сказочной традиции, надо бы добавить — жил счастливо. Но вот это категорически утверждать нельзя. Потому что Михаила Комарова нет. А кто, кроме самого человека, может решить бесповоротно — счастлив он или нет?

Он летал семнадцать лет — больше половины жизни. И только восемнадцать минут из многолетней службы Комарова были отмечены репортерами: его участие в воздушном параде над Домодедовом в 1967 году и десятиминутный полет в стратосфере в октябре того же года, который принес абсолютный мировой рекорд.

Он оставил на земле немало друзей. И следующая короткая хроника составлена из их рассказов. Эти рассказы о том, как Комаров стал летчиком, а затем и испытателем, и еще о том, что значит быть испытателем современных скоростных машин.

Алик Муравьев, летчик-испытатель:

— Мы встретились на Пушкинской площади, в 3-м Московском городском аэроклубе. Был сентябрь 1953 года. Всю зиму занимались теоретической подготовкой и с нетерпением дожидались весны, когда должны были начаться полеты. Правда, нас, в то время десятиклассников, не покидали некоторые опасения — весной же предстояли экзамены на аттестат зрелости. Но, видно, в семнадцать лет энергии хватает на все.

21 октября теплушки уносили нас в ВАШПОЛ — Военно-авиационную школу первоначального обучения летчиков. Здесь неожиданно выяснилось, что прибыло ребят почти в два раза больше, чем могла принять школа. Начинается первый отсев (первый, но далеко не последний в жизни летчика). Кто-то должен строиться справа, кто-то слева. Процедура затягивается. Наконец выясняется: все из левой шеренги остаются. А мы как раз в левой — и Михаил, и я, и наши друзья по аэроклубу. Мы радуемся и одновременно чувствуем себя чуточку неловко перед теми, кто стоит справа...

Утомительно долго тянется зима. Ежедневные занятия в щитовых казармах. Ночью — двухъярусные койки кубриков. Летать еще не скоро, и распирающую нас энергию мы отдаем спорту. Бегаем на лыжах. Недалеко проходит граница Европы и Азии. Михаил тормошит: «Ну что, сбегаем в Азию?» Мы бежим в Азию и обратно, а по утрам обтираемся снегом. Кто-то один начал, и вот теперь стало повальным увлечением. Говорят, укрепляет нервы. Кажется, никогда мы не были так далеки от вожделенных самолетов. Все кругом завалено глубокими снегами.

К лету перебираемся за реку Чаган, в степь, на аэродром. Аэродром грунтовой, пыльный, как все вокруг, но это дело десятое. Здесь стоят наши ЯКи. На аэродроме мы часто находим шрапнель и пули от наганов, наверное, чапаевских времен.

И вот — полеты! Как и под Москвой, на Чагане Михаил вылетел первым. Что-то уже тогда он умел делать лучше остальных, и инструкторы это видели. Сперва, конечно, с инструкторами уходили в воздух. Но даже и не самостоятельный полет после долгого перерыва — праздник.