Вокруг Света 1971 № 05 (2368) - [44]

В полдень ветер все еще завывал, и в этом вое мне слышался голос Луиса Ренхифо: «Толстяк, греби сюда!» Я слышал его совсем отчетливо, будто он был рядом, в трех метрах от плота, и пытался достать до весла рукой. Я знал, что, когда на море поднимается ветер и волны разбиваются о прибрежные скалы, бывает, что человеку слышатся в этом шуме знакомые голоса. И мне слышалось навязчиво, до умопомешательства: «Толстяк, греби сюда!»

В три часа я начал нервничать. Знал, что в этот час эсминец уже стоит на причале в Картахене и мои товарищи скоро разбредутся, счастливые, по всему городу. Потом мне представилось, что все они думают обо мне, и это вернуло мне бодрость духа. Я приготовился терпеливо ждать до четырех дня. Если допустить, что не телеграфировали, если даже сразу не заметили, что люди упали за борт, — все равно должны были заметить это потом, во время швартовки, когда вся команда выстроится на палубе. Это могло быть самое позднее в три, и, конечно, сразу же сообщили бы о случившемся. Как бы ни замешкались на аэродроме, через полчаса самолеты будут уже в воздухе. Так что к четырем часам, самое позднее — к половине пятого они должны появиться надо мной. Я, продолжал наблюдать за горизонтом, пока не утих ветер. Когда он утих, меня окутал глухой шум моря, и тогда я перестал слышать крики Луиса Ренхифо.

Сначала мне казалось, что невозможно выдержать три часа одиночества среди моря. Но в пять дня, когда уже протекли целых восемь часов, я почувствовал, что могу подождать еще один час. Солнце, склонявшееся к закату, сделалось большим и красным. Теперь я мог ориентироваться и знал, с какой стороны я могу ждать появления самолетов. Повернувшись так, чтобы солнце было от меня справа, я стал смотреть прямо перед собой, не отрывая взгляда от точки горизонта, за которой, по моим расчетам, была Картахена. В шесть часов у меня заболели глаза, но я по-прежнему не отрываясь смотрел вперед. Даже когда стало смеркаться, я упрямо продолжал смотреть. Я знал, что теперь самолетов видно не будет, но я увижу приближающиеся зеленые и красные огни, увижу их прежде, чем шум моторов дойдет до моего слуха. Мне хотелось увидеть эти огни, и я забыл о том, что заметить меня в сумерках с самолета не смогут. Как-то вдруг небо стало красным, а я все смотрел на горизонт; потом стало темно-фиолетовым, а я все так же смотрел. По другую сторону плота, точно желтый бриллиант на небе цвета вина, засияла первая звезда, казавшаяся квадратной. Это было как сигнал, и темная, плотная ночь сразу накрыла море.

Продолжение следует

Перевел с испанского Дионисио Гарсиа

Живые пергаменты Матенадарана

Центральный проспект Еревана упирается в небольшое, но величественное здание. Это Матенадаран, что по-древнеармянски значит просто «библиотека». Однако сейчас этим словом, которое пишут с большой буквы, называют уникальное собрание бесценных рукописей, дошедших до нас из глубины веков. Здесь хранится свыше 10 тысяч фолиантов. На полках застыли беспристрастные показания очевидцев давно отгремевших битв, поразительные догадки знаменитых мудрецов, потрясающие изяществом миниатюры, сверкающие лазурью и золотом, словно сделанные вчера.

Матенадарану свыше полутора тысяч лет. Некоторые из собранных здесь книг-старожилов помнят погибшую столицу Ани и пышный расцвет Киликии, монастырские хранилища Эчмиадзина и переезд в Москву в 1915 году. В 1939 Матенадаран был перенесен из Эчмиадзина в столицу Армении Ереван, а позже было решено создать специальный Научно-исследовательский институт древних рукописей. Только после этого началось подлинно научное изучение накопленного за многие века материала. В институте не только хранят рукописи, но и восстанавливают их почти из небытия.

Когда поднимаешься по лестнице к хранилищу, обязательно проходишь мимо изваяния величавого старца, поучающего коленопреклоненного юношу. Имя этого мудреца — Месропа Маштоца — и носит институт.

...Армянская история богата славными именами. Но одним из самых почитаемых национальных героев является этот мудрец — небогатый монах, выходец из крестьянской Семьи, который в 405 году изобрел армянский алфавит. Народ назвал Месропа Маштоца Учителем. И наверное, невозможно до конца понять причины того почета, что неизменно, на протяжении пятнадцати веков, окружал это имя, если хотя бы в общих чертах не вспомнить историю Армении от древнейших эпох до тех времен, когда Месроп Маштоц начертал первые армянские буквы.

Древние эллины и римляне только начинали свою историческую миссию, а в обласканных солнцем долинах Закавказья уже сложилось могучее государство Урарту.

В первый раз оно упоминается в ассирийских хрониках в 1320 году до нашей эры.

Лиха беда начало. Дорога «в мощные горы» станет знакомым путем для курчавобородых воинов. Походы будут следовать за походами. Годы уйдут на кровопролитные войны.

Потом исчезнут и Ассирия, и Урарту, а на их обломках воздвигнется Мидийское царство. Пройдет сто лет, древние персы разрушат Мидийскую державу, еще раз перекроят карту Востока, а Армения окажется под властью Ахеменидов.