Вокруг Света 1970 № 12 (2363) - [11]

— Представь себе, — говорил Старик, — что стая перепелов — это члены твоей семьи. Ты обращаешься с ними надлежащим образом, и они живут у тебя до конца твоих дней. Они трудятся в твоем саду, поедая там букашек, а по вечерам тешат тебя своим пением. Твои собаки довольны, потому что у них есть развлечение, а когда ты стреляешь перепелок, ты стреляешь их ровно столько, сколько нужно, а потом уже больше в тот год не стреляешь. Нужно ведь оставить какое-то количество птиц, чтобы они принесли тебе на следующий год новый выводок. Нет ничего приятнее, чем снять ружье с крючка, крикнуть собак и отправиться на поиски перепелиного выводка, если ты знаешь, что у тебя есть хорошие шансы найти его. Эта маленькая пташка весит не более пяти унций, зато каждый грамм ее веса — это грамм высшей пробы. Перепел всегда глядит в оба, и каждый раз, охотясь на него, ты доказываешь себе, что и сам чего-то стоишь.

— Я не знаю никого, кто, поохотившись на перепелов, не стал бы хоть чуточку вежливей, чем прежде,—сказал Старик. — Ведь они джентльмены, а с кем поведешься, у того и наберешься. Если ты собираешься охотиться на перепела, то должен помнить такие вещи, как... ну вроде того, что нельзя бить кроликов на глазах у собаки, а то она потеряет интерес к перепелам. А потом ты должен и о собаках позаботиться. Собака, для которой стойка не является делом... «делом чести» — вот верное слово — и мешает другим собакам, — никчемная тварь, и ее лучше пристрелить. Одно из несчастий этого мира состоит в том, что все живое сбивается в кучу и толкает, и пихает друг друга, и, если твоя собака не имеет хорошего воспитания, у нее нет никакого права на существование. Взять, к примеру, хотя бы собак, гоняющихся за кроликами: если это гончая, пусть гоняет кроликов в свое удовольствие. А вот сеттер или пойнтер не имеют никакого права гоняться за кроликами. Люди из Вашингтона назвали бы это «непроизводительной роскошью». И собака и человек должны делать то, что им положено, и делать так, чтобы оправдать свое назначение.

Старик улыбнулся и пососал трубку.

— Я хорошо помню одну сучонку-сеттера по кличке Лу. Она принадлежала моему старому другу, некоему Джо Хескиту. В поле я, пожалуй, бестолковей собаки не видел. Но она была по-настоящему предана своему делу. И уж если она делала стойку, то это была мертвая стойка.

Кроме нее, у Джо была другая, хорошо натасканная собака, — большой старый сеттер-гордон, черный как смоль. Его звали Агат. Когда он делал стойку, он становился похож на обгорелый пень. Такой же он был черный и такой же неподвижный. Поэтому Лу всю свою жизнь делала стойки около пней. Идешь, бывало, по слоновой траве в саванне и непременно наткнешься там на бедную старушку Лу, которая примерзла к обгорелому пню. Кроме стоек, Лу мало на что была способна, но это была самая «стойкая» собака, которую мне довелось видеть. Она сделала на этом свою карьеру и ничуть не прогадала. Только в конце концов ей изменило зрение, и она погибла. Она сделала стойку у пожарного крана посреди шумной улицы и не сочла нужным посторониться перед автомобилем, который шел на большой скорости.

Старик усмехнулся своей обычной ехидной усмешкой и перешел к новой лекции.

— Человек может многому в жизни научиться, наблюдая собак, — говорил он. — Вот хотя бы взять их отношение к змеям и черепахам: лучшая в мире подружейная собака сделает стойку и над черепахой и над змеей. Но от черепахи она не попятится, а, сделав стойку над змеей, она тут же отбежит прочь. Это она, так сказать, исполняет свой «гражданский долг». Но когда хорошая собака делает стойку на кролика, она поднимает уши по-особому и воровато оглядывается на тебя, будто крадет на твоих глазах яблоко с фруктового лотка и ждет, что ее будут бить. Если собаке повезло с родословной и у нее есть чутье и понятие о приличиях, то все ее промахи случаются исключительно по твоей вине.

Старик сказал, что он несколько отклонился от вопроса о перепелах, и объяснил это тем, что даже старый человек может увлечься. После чего он вернулся к первоначальной теме. Он сказал, что ни один здравомыслящий человек никогда не сгонит семейство перепелов с его родного, насиженного места.

— Перепел — член твоей семьи, — повторил он, — и, как всякого члена семьи, его нужно кормить. Поэтому ты сеешь для него горох, леспедецу или мало ли что там еще. Ты сеешь это неподалеку от такого места, куда он мог бы прилететь, чтобы спрятаться. Перепел на редкость постоянен в своих привычках. Утром он покидает место ночлега, но дом свой не забывает. Очень жаль, — сказал Старик, — что люди не делают для себя из этого нужных выводов.

Но в перепеле, — продолжал Старик, — как и в человеке, сидит дурь. Ему все кажется мало. И он затевает войны, вместо того чтобы заниматься делом. И если ты как следует не прижмешь перепелов экономически, то вся твоя стая передерется, выродится и в конечном счете уничтожит сама себя. Петушки начнут драться между собой, курочки станут поедать собственные яйца, и в один прекрасный день ничего от стаи не останется. А это плохо для всех, включая птиц, букашек и самого тебя, не говоря уже о собаках. Поэтому ты должен отстреливать птиц каждый год, но, конечно, в разумных пределах. Скажем, у тебя вывелось двадцать птиц. Предположим, ты перебил половину из них. Часть оставшихся переловят лисы, еще часть — одичавшие кошки, и из двух отложенных яиц каждое второе погибнет от погодных условий. Но если ты будешь заботиться о стае и не станешь жадничать, то сможешь сохранить ее у себя на заднем дворе на веки вечные.