Вокруг Света 1970 № 10 (2361) - [21]

Я знал африканцев с детства. Я родился в Южной Африке в самом сердце страны бушменов. Моя старая няня была наполовину бушменка. Главными участниками моих детских игр были два крохотных старичка, которые чудом уцелели во время карательной экспедиции буров против последних бушменов Оранжевого Свободного государства. Возглавлял экспедицию мой дед. Все коренное население было уничтожено; мой дед привез в свое поместье двух малышей то ли ради забавы, то ли чтобы вырастить из них слуг. Когда я родился, мальчики были уже старичками, и влияние их на меня было огромным. После их смерти я был безутешен — я думал, что никогда уже не увижу ни одного маленького человечка, похожего на ребенка. Но чтобы утешить меня, мне тогда же сказали, что в пустыне Калахари еще остались бушмены, и я поклялся, что поеду туда, когда вырасту, чтобы просить у них прощения за зло, которое мы им причинили.

Мне удалось осуществить свое намерение только после второй мировой войны — я снова встретился с бушменами, которые живут в каменном веке. Я жил среди этих людей, записывал их легенды и предания, ел их пищу, спал с ними под одной крышей. Я собрал все, что было известно о бушменах, записал свои детские впечатления и воспоминания и постарался воссоздать из всего этого материала общую картину их мироощущения.

То, что я понял, потрясло меня. Впервые я осознал свою кровную связь с землей Африки, где мои предки жили 300 лет. Теперь, когда я приобщился к тому, что воздух и земля Африки породили в воображении ее детей, я ощутил нечто совершенно мне дотоле неведомое; это новое ни в коем случае не погубило то, что было во мне от европейской культуры, — просто я почувствовал себя обновленным.

Каким был человек в далекие времена начала своей истории? Как он представлял себе мир? Этот вопрос очень важен, так как современный человек не перестает спрашивать себя: что самое главное в жизни? По-видимому, примитивный — если это слово вообще можно употребить — человек хорошо это знал, настолько хорошо, что ему в голову не приходило задавать себе и другим подобный вопрос. Мы же привыкли спрашивать: «Чем занимается этот человек?» Как часто мы оцениваем людей, исходя из их профессии, не придавая значения духовным и душевным качествам.

Как выглядел бушмен? Маленького роста, мужчина-ребенок. Невиданный, неповторимый. Никогда до него не было таких людей и, по-видимому, никогда не будет. В урожайный год живот у него вырастал до размеров арбуза, ягодицы служили ему как горб верблюду — он запасал там жир, который расходовал в голодное время. Считается, что эти люди населяли всю Африку. Человек этот был художником: он любил скалы, любил долбить камень и рисовать, и когда-то Африка была одной большой галереей, сверкающей в лучах солнца.

Он был желтым, а не черным, как будто в нем соединились не только ребенок и мужчина, но и черный и белый цвет кожи. Он был охотник. Он не возделывал поля, не разводил коров, овец или коз. Он просто вверял себя природе, как рыба вверяет себя воде. И природа была добрее к нему, чем цивилизация, ибо, где бы мы, белые, ни встретили его, мы его убивали.

Это просто не укладывается в голове — убивали, не потрудившись даже узнать, что он такое. Мы знали о нем с 1652 года, и мы уничтожали его в Южной Африке, не изучив его представлений о мире, его язык, его самого. Пожалуй, никакую другую расу не отвергали и не презирали столь сильно, как эту.

Первый человек был удивительно близок к природе. Не было такого места, где бы он чувствовал себя чужим. У него не было — и нет, по моим наблюдениям, — этого ужасного ощущения отчуждения, изоляции, бессмысленности существования, которое так свойственно современному человеку на Западе. Куда бы он ни пошел, он был как у себя дома, и, более того, он чувствовал, что он свой. Мы сегодня убеждены, что у нас есть знание, мы — раса всезнаек. Но лишь немногие могут похвалиться, что они обладают тем животворным ощущением, что они на своем месте. А этого маленького человека знали все вокруг: деревья, звери знали его, а он их, звезды знали его. Ощущение родства было столь велико, что он мог говорить о «нашем брате Грифе». Он поднимал голову к небу и обращался к бабушке— созвездию Пса, или дедушке — Сириусу. Потому что это были самые высокие титулы, которые он знал. Он не имел ни королей, ни предводителей. Он жил как равноправный член небольшой группы людей и не знал деления на нации. Самыми главными людьми для него были дедушка и бабушка.

Жизнь его была свободна от тирании цифр. Мы погружены в цифры, нас преследуют цифры, мы ведем счет жизни на цифры, называя себя при этом «обыкновенными людьми», наша жизнь складывается из статистики. Он, охотник, жил среди тридцати-сорока соплеменников, в группе, где все отношения были предельно четки, так же как и его связи с природой.

Его дух нашел наивысшее выражение в его преданиях. Он — замечательный рассказчик. Легенда — его самая священная принадлежность. Эти люди знают нечто такое, что не дано знать нам: без легенды нет нации, культуры, цивилизации. Без легенды нет прошлого, без прошлого нет настоящего.