Вокруг Света 1970 № 08 (2359) - [31]

Никольс заглянул в одну из них. Девушка ткала на ручном станке. Двое малышей, заметив гостя, спрятались за ее спину.

Подошел Патрик.

— Не понравился мне сегодня колдун, — сказал он. — Говорит о плохих приметах.

— О каких?

— Говорит, сегодня была радуга. Горцы верят, что на конце ее живет злой дух Янг Грианг. Он пьет воду из реки и поит ею души убитых. А души убитых бродят по лесу, и не дай вам бог встретиться с такой душой.

— Вы так расписывали свою деревню и ее гостеприимных жителей, что я уже мысленно представил себе колоритную сцену. «Любимый-Племенем-Большой-Белый-Брат-Прибыл-После-Долгой-Отлучки». Где же торжественная встреча?

— Вы что ж, принимаете меня за мальчишку, начитавшегося Фенимора Купера? Мне не до шуток, мистер Никольс.

— Какие уж тут шутки! Стоит сопоставить предупреждение колдуна и слова подполковника...

Девушка, ткавшая в полутьме хижины, подняла голову и спросила о чем-то лейтенанта.

— О чем она?

— Спрашивает, не могу ли я достать мяса.

— А их охотники?

Патрик медлил с ответом. Все, что успел увидеть Никольс, разрушало стройную и незыблемую концепцию, управлявшую действиями лейтенанта, основу его мировоззрения: «Он, лейтенант Патрик, приехал из Америки, чтобы помочь горцам бороться с коммунистами. Он взял их под свою защиту. Горцы за это не могут не испытывать искренней благодарности».

Никольс настаивал:

— Так что же охотники, почему они не приносят мяса?

Патрик пожал плечами, но тут снова заговорила девушка.

— Переведите мне, — настаивал Никольс. — В конце концов я могу рассчитывать на доверие со стороны соотечественников.

— Она говорит, что рис еще не созрел, и они едят неспелый, потому что голодают. А посевы портят дикие свиньи. Но охотники не могут уйти в лес за свиньями... Понимаете, Никольс, они боятся вьетконговцев.

— Этого она не говорила.

— Это я говорю. Я знаю, что говорю!

— Пух-пух? — обратился Никольс к девушке. — Вьетконг?

Девушка отрицательно покачала головой. Она показала на холм, где расположился лагерь.

— Не выворачивайтесь, лейтенант. Меня трудно провести. Почему командование не разрешает им охотиться?

— Потому что выстрелы могут привлечь вьетконговцев. А все мужчины-горцы мобилизованы и сидят в казармах! Думаете, мне легко им это объяснять? Ведь они все равно, что дети, никак не могут сообразить, что другого выхода пока нет...

— Не кричите, лейтенант. Вы перепугаете всю деревню. Что ж получается: вы платите горцам-солдатам, а жрать деревне нечего. Правильно?

— Да.

— А спекулянты привозят сигареты и выпивку?

— Да.

— И ваши милые друзья ждут не дождутся, когда придут так ненавидимые якобы ими вьетконговцы.

— Ну уж это нет!

— Чего уж там. Все ясно. Вы сселили их в кучу вокруг лагеря, лишили охоты, уменьшили поля не потому, что они боятся Вьетконга, а потому, что боитесь его вы и ваше командование.

— Что командование! Я живу здесь, в деревне. И когда им плохо, плохо и мне. Когда они голодают, я делюсь с ними последним, они это понимают, должны понимать!

Никольс вышел из хижины первым. Как это там говорил подполковник? Горцы разрываются между христианством и анимизмом, между Вьетконгом и Сайгоном?..

— Вьетконговцы нападают на деревни?

— На базы... Но они мобилизуют горцев в качестве носильщиков и вообще...

— А если бы обнаружилось, что эта деревня симпатизирует Вьетконгу?

— Мы бы провели разъяснительную работу, убедили бы их...

Староста ждал на площади у марао. Он оказался немолодым полным мужчиной. На голове повязан такой же черный тюрбан, как и у колдуна.

— Извините, — сказал он на плохом английском языке. — Я был занят в поле и не знал о вашем приезде. Я очень рад, что вы приехали. Я покажу вам своих внуков. Баях! Буул! Бил! Ек!

Четверо мальчишек выбежали из-за хижины, будто прятались там, за углом, ожидая зова.

— Знаете, что обозначают их имена? — спросил Патрик. — Первое — Змея, второе — Ящерица. А два последних — Пьяница и Навоз. Неблагозвучно?

— По крайней мере странно.

— Не странно, — засмеялся староста. — Злые духи не любят плохих слов. Зачем злому духу селиться в мальчике, у которого такое плохое имя? И мальчик здоровый, веселый. Добрые духи сильнее злых. Но они заняты своими делами и забывают о людях. А злые всегда помнят.

Староста, извинившись, ушел.

Никольс спросил Патрика:

— Вы должны хорошо знать мифологию племени?

— Здесь без этого не обойтись. Это часть моей работы. Горцы — как большие дети. Плохая примета важнее, чем тысяча разумных доводов. В прошлом году они подняли бунт из-за новых налогов. Его удалось подавить бескровно. Вернее, почти бескровно. Присядем здесь, в тени. Вам интересно?

— Разумеется.

— Так вот, восстали ударные батальоны — основная наша надежда в этих краях. Их колонны, вооруженные нами же, арестовав, а кое-где и перебив сайгонских офицеров, пошли к районному центру. Координация действий была завидная. Мы заподозрили даже, что не обошлось без Вьетконга. В любом случае армейские рации, а они есть в каждом батальоне, сослужили повстанцам отличную службу. В некоторых лагерях наши люди растерялись, упустили инициативу. У нас в лагере было не так. Наш командир, майор Коэн (он сейчас в отпуске), увидев, что капитана Тыонга и других сайгонцев арестовали и батальон собирается выйти на соединение с остальными силами, вышел к горцам и напомнил их командиру, что они с ним побратимы. Потом рассказал, что ждет горцев, когда восстание подавят. Но, поверьте, на самом деле им ничего не угрожало. Это была лишь психологическая атака. Потом с моей, правда, помощью он призвал колдуна. Тот нашел выход. Договорились о торжественной церемонии, принесли жертвы и так далее. Не прошло и двух часов, как пленный капитан Тыонг стал побратимом и моим, и главаря восставших. Они надели браслеты, такие, как у меня. А слово горцы держат крепко. Не будешь же воевать с побратимом. Колдун оказался на высоте — не подвел нас. Теоретически он мог сказать, что духи против такой церемонии... В общем, приходится учитывать все. И духов, и тех, кто ими управляет.