Вокруг Света 1970 № 04 (2355) - [28]

Но не только эту общую мысль извлек ученый из хаотических рельефных нагромождений. В задании заказчика, в работе мастеров столько было неповторимо личного, что и оно не могло не выплеснуться на стены. И вот поддались прочтению: горячая забота о единстве и величии Владимиро-Суздальского края, любовь к зрелищу, к гротескному и фантастическому началу в природе; наконец, стремление донести в линии и объеме опыт своих учителей, запах земель, из которых они пришли в Ополье.

Так и удивлявшая было нас вначале «многоликость» представленных на стенах персонажей становится объяснимой: кроме русских, работали тут мастера из других стран. Ученый даже подсчитал, сколько точно было резчиков и кто над каким камнем трудился.

А все вместе мастера сказали поистине соборное слово, потому что все, что было лучшего на земле и «в человецех», было здесь ими собрано и представлено.

Наш современник услышал это слово, понял его смысл и пересказал нам. Ученый произвел «мысленную реставрацию», и в том, что работа удалась, видно действие особого закона — закона исторической справедливости. Какая ни свирепствуй на земле непогода, какие ни обрушивайся на страну беды, но ничто истинно великое не может исчезнуть в истории, в темной ее пучине. Хоть как-то, а намекнет оно о себе, скажется, и если очень мы его возжаждем, то в конце концов явится оно в своем изначально чистом виде.

Улягутся вихри, заблестят под солнцем снега, проступят стройные формы, отвоеванные человеческой мыслью у хаоса.

Как это у Пушкина сказано?

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуей;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

На главной площади Суздаля задержались мы ненадолго возле свежевырытого котлована. Внизу стоял бульдозер и видна была свежая кирпичная кладка. Шла обыденная работа, бригада строителей готовила фундамент под строение, которое продолжит здесь торговые ряды. Да не так уж мы и любопытствовали, что тут будет. Просто был тихий предвечерний час. Небо после ночной метели светилось едва внятной умиротворенной лазурью. Несколько мальчишек стояли на гребне глинистого выброса и молча смотрели вниз, на каменщиков. Те только что выскребли до дна бадью с цементным раствором и теперь устроили перекур. Спокойные краснолицые люди в телогрейках негромко переговаривались, попыхивали папиросками, обнажали в улыбке зубы. И было в неспешности, с которой они все это делали, что-то прочное, надежное. Вот такие же, в сущности, люди, с такими же глазами и улыбками строили на этой земле и когда-то. То узкую плинфу, то белый камень, то звонкий кирпич принимали в руки, пробовали на вес и примеряли на глаз, долго ли будет нести службу... Такие люди умеют вылечить пострадавшие от времени стены, умеют найти в густой земле раскопа стершийся угол древнего фундамента. Да они и сами еще сумеют возвести на этой земле такое, что не- стыдно будет перед мастерами былых времен.

Ю. Лощиц, наш спец. корр.

Под солнцем разума

Куприна есть рассказ «Болото». Спокойный и жуткий рассказ. Читателя медленно охватывает тяжелый запах гнилых водорослей, липко колышется туман, жирно хлюпает тина, и голос глохнет, точно отсырев. Посреди болота, посреди мокроты и сумерек живет семья лесника.

«— Что-с? — переспросил Степан. Густая щетина на его лице разошлась, и опять из нее глянули добрые усталые глаза. — Больная, вы спрашиваете? Все мы тут больные. И жена, и эта вот, и те, что на печке. Все. Во вторник третье дитя хоронили. Конечно, местность у нас сырая, это главное. Трясемся вот, и шабаш!..

— Отчего же вы не перевелись куда-нибудь в другое место?

— Чего-с? Да, в другое место, вы сказываете? — опять переспросил Степан. Казалось, он не сразу понимал то, что ему говорят, и с видимым усилием, точно стряхивая с себя дремоту, направлял на слова Сердюкова свое внимание. — Оно бы, барин, чего лучше перевестись. Да ведь все равно кому-нибудь и здесь жить надо... До меня в этой самой сторожке жил лесник Галактион, трезвый был такой человек, самостоятельный... Ну, конечно, похоронил сначала двоих ребяток, потом жену, а потом и сам помер. Я так полагаю, Миколай Миколаевич, что это все равно, где жить».

Что здесь страшней — рабская зависимость от социальных условий, покорность в мыслях или власть природы над человеком, — не знаю. Образ болота, символ гнетущей земли, вобрал в себя все.

В хронике предоктябрьских дней есть один выразительный штрих. Последнее подполье Ленина — квартира Фофановой. Канун революции. Ожидая новостей, Владимир Ильич листает книги хозяйской библиотеки. Отбирает для чтения несколько томиков. Среди них — популярная книга о достижениях замечательного американского селекционера Лютера Бербанка и труд молодого исследователя, впоследствии ученого с мировым именем В. Н. Сукачева «Болота, их образование, развитие и свойства».

Почему даже в такие дни Ленина интересовало новое слово в науках землепользования? Переустройство общества неотделимо от переустройства природы, рационального использования, приумножения ее богатств, разумного хозяйствования.