Вокруг Света 1970 № 03 (2354) - [42]

Но Жозефина была девушкой упрямой. Она ушла от отца и построила себе хижину на окраине деревни. Соседи говорили: «Не простит ей старик. Обязательно напустит порчу».

Жозефина и сама догадывалась, что отец обратится к колдуну, и отчаянно этого боялась...

Однажды ночью в тишине рядом с хижиной Жозефины послышалось хриплое блеяние козла. Незаметно к нему присоединились тихие и медленные удары в жестянку. Жозефина почувствовала озноб. Безумный голос, и все более громкие удары по звонкой жести проникали в ее мозг. Девушка не выдержала и зажала уши. Но сквозь пальцы отчетливо раздалось заклинание:

— Я — нечистая сила, брожу ночью! Я — нечистая сила, брожу ночью!

Грохот жестянки, хриплое блеяние козла, гулкие удары о стену хижины, ходуном ходившей всякий раз, когда колдун налегал на нее всем телом. Так прошла ночь до рассвета...

Когда утром Жозефина выглянула за порог, она увидела, что все соседи стоят у своих домов и ждут — выйдет она из дома или нет. Она не вышла.

Прошла еще одна такая же страшная ночь, и утром Жозефина едва смогла подняться с циновки: ее тело тряслось от холода и не повиновалось. Когда же она увидела на пороге перевязанную синей ниткой лягушачью лапу, она чуть не потеряла сознание. В глазах соседей, вновь высыпавших из хижин, было уже не любопытство, а страх. Все теперь знали, что Жозефина заколдована, что, если Жозефина переступит через лягушачью лапу, она умрет.

В хижину к ней вошла Жозита. На глазах у всей деревни она переступила лягушачью лапу. Две девушки оставались в хижине целый день. Вышли они вместе. Подругами.

С тех пор Жозефина тоже с непринужденностью и изяществом носит, как сумочку, автомат. До тех пор, пока война не кончится.

С. Ремов

Четверо и полюс

Окончание. Начало в № 2.

Итак, от грядущей беды четверых англичан отделяло всего тридцать шесть часов.

Херберт сидел у рации и диктовал королеве послание о прибытии на полюс, когда в палатку заглянул Джилл и замахал руками. Он только что закончил координатную привязку и выяснил, что до полюса еще целых 7 миль. Посланное в эфир извещение, что «сегодня, 5 апреля, в 17.00 гринвичского времени трансарктическая экспедиция достигла полюса», оказалось преждевременным. Пришлось срочно собирать лагерь, запрягать собак и нестись на север, чтобы успеть на полюс. Хотелось попасть к цели сегодня же.

Через семь миль упряжки остановили, но лагерь решили не разбивать, пока приборы не подтвердят адрес. К удивлению, теодолит показал, что до полюса все те же семь миль!

(Навигация в непосредственной близости полюса, — напишет впоследствии Херберт, — является сложной проблемой. Малейшая неточность в определении долготы, и вы уже неправильно определяете момент, когда солнце пересекает ваш меридиан. И чем дальше удаляетесь вы от истинного азимута, тем грубее ошибка, так что в конце концов вы начинаете двигаться по кругу».

Еще три часа пути. И вновь очередная «привязка» обнаруживает, что путешественники находятся теперь в 3 милях от полюса к югу, как раз на нулевой долготе, которая должна привести их к Шпицбергену. Итак, они проскочили полюс!

Как ни заманчиво было мчаться дальше на юг, к финишу, решили все же возвращаться назад. Ведь до них ни одному англичанину не доводилось ступать на полюс.

Теперь приближению к полюсу мешал встречный дрейф льдов. За четыре часа с трудом продвинулись на милю. Тогда Херберт принял решение остановиться, разгрузиться и идти к полюсу «налегке».

Шли еще три часа. И когда снова достали теодолит, он показал: 89° 59" N, 180° W. Отклонение на одну минуту! Выходит, снова проскочили полюс. Но сил поворачивать обратно во второй раз не было... Дрейф теперь был благоприятным, и можно было надеяться, что ледовое поле, на котором остановились полярники, само рано или поздно вернет их на полюс.

На следующий день, продрейфовав через полюс, они продолжили путь на юг, не запрягая собак. Измученные вконец сорокадневным штурмом полюса животные отдыхали. Люди же готовились к последнему этапу: 700 миль до Шпицбергена предстояло преодолеть за 60 дней. 60 весенних дней. Чтобы опередить весну, нужно было вдвое убыстрить темп, и так казавшийся непосильным. Но Херберт и спутники были полны оптимизма.

Утро 7 апреля началось, как и все предыдущие утра, будоражащим звоном будильника.

Звонок раздается обычно ровно в 5 утра. Четверо полярников, спящих по двое в двух палатках, открывают глаза. Их первое движение — стереть иней с одежды и всех предметов. Иначе, когда разгорится примус, все станет мокрым. На примусе разогревают чай и кашу. После завтрака полагается час расслабления, внутренней подготовки к дневному переходу. В 6.45 путешественники вылезают из спальных мешков и пытаются высушить над примусом верхнюю одежду. Правда, им никогда не удается довести эту процедуру до конца — надо экономить топливо. Натягивать влажную одежду на морозе — процедура, к которой невозможно привыкнуть. «Но самое худшее испытание, — записывает Херберт, — это влезать в парку из волчьей шкуры, задубевшую до броневой крепости».

В 7.15 полярники вылезают из палаток и начинают укладывать снаряжение. В 8 часов они уже в пути. В полдень двадцатиминутная остановка: несколько глотков какао из термоса и плитка шоколада. В 4 часа дня начинается поиск удобного места для привала. «К этому времени от долгого пребывания на сильном морозе мы, кажется, теряем всякую способность что-либо чувствовать» (Херберт). Но до отдыха еще далеко. Надо разобрать сани и накормить собак, которые в предвкушении единственной в сутки кормежки поднимают истошный вой. Затем наступает пора натягивать палатки. Каждая пара разбивается на «инсайда» и «аутсайда». «Инсайд» сразу же забирается внутрь палатки и разжигает примус. «Аутсайд» остается снаружи, крепит тяжи, колет лед и проводит третий сеанс метеонаблюдений. В 18.30 и «аутсайд» заползает в тепло. Настает священный момент чаепития. Чай пьют, уже забравшись в спальные мешки. Затем «дежурные повара» приступают к приготовлению обеда. Меню неизменное: мясные палочки, сушеные овощи, галеты, масло, сыр, кофе.