Вокруг Света 1963 № 04 - [20]

В полуденные часы воздух не шелохнется, дышать почти невозможно. Песок пышет жаром: 45 градусов в тени! Но найти в полдень эту самую тень не так-то просто. Улицы безлюдны, окна закрыты и завешены синими полотнищами. Город кажется спящим — закрыт даже бассейн. Когда остаешься один на один с этой немилосердной жарой, есть время подумать о том, с каким трудом строились город и промысел.

Под вечер, когда спадает жара, работа, начатая рано утром и прерванная в полдень, продолжается. Директор провожает нас на нефтекомбинат. Здесь работает тысяча человек — пятая часть всего городского населения. Предприятие расположено за пределами города. Большие белые резервуары на высоких стальных ногах сверкают на солнце. За ними устремляется в безоблачное небо лес вышек. Нефть залегает на глубине от 800 до 1 200 метров. По подземным трубам течет она на завод.

Раскрытая траншея — здесь идет ремонт. Главный трубопровод окружен множеством маленьких трубок. — Это система для подогрева нефти зимой, — поясняет директор. — Сегодня сорок пять градусов плюс, зимой сорок пять минус! — Он посмеивается, как бы подшучивая над каверзами природы.

Смуглые, измазанные нефтью руки накладывают на тонкие трубки новую белую повязку — изоляцию. За горелое юношеское лицо глядит на меня. Я спрашиваю юношу, сколько ему лет.

— Семнадцать!

И сколько он зарабатывает?

— Четыреста пятьдесят тугриков.

На что он тратит эти деньги?

— Отец относит их в сберкассу. Мы хотим купить «Яву».

Я уже давно обратил внимание на то, что этот красный чехословацкий мотоцикл здесь в Гоби обрел себе новую родину.

На щите управления электростанции работает женщина. Когда мы уходим, она провожает нас.

— Она хочет показать вам наши знаменитые гобийские кусты, — говорит директор, открывая маленькую садовую калитку во дворе завода.

И в самом деле, я увидел посаженное здесь чудесное растение, которое очень любят в Гоби. Я любовался им еще в музее Сайн-Шанда. Гобийский куст требует тщательного ухода, но зато выживает и в жару и в мороз. Он выбрасывает на ветках длинные, очень твердые шипы и узенькие зеленые листочки. Самое ценное в этом растении — кора, похожая на кожу. Она светится как золото и употребляется для инкрустации седел. Вечером мы с директором идем купаться. Теплый воздух обдувает коричневые тела. Множество прожекторов освещает бассейн, обсаженный гобийским кустарником, и золотая кора его блестит в ярком свете. Горожане сидят на скамейках возле бассейна или лежат на теплом бетоне. Неподалеку большой сад с открытой эстрадой и танцевальной площадкой. На деревянном полу площадки скрипит песок под ногами танцующих. Тут же носятся ребятишки. На них такие же соломенные шляпы, как и у отцов.

На ужин мы едим рамштекс с жареным картофелем, тушеную морковь, маринованные огурцы и салат из томатов.

— Как вам нравятся наши овощи?

— Очень хороши, товарищ директор! Только я все думаю о транспортных затруднениях. Ведь до Улан-Батора почти пятьсот километров. Кроме нефти, вы ведь все привозите оттуда?

— Ошибаетесь. Овощи для наших жителей, те самые, что вы сейчас едите, мы выращиваем сами. Труда, конечно, мы затрачиваем очень много, а снимаем иногда только половину того, что могли бы получить. Остальное пожирают бури. Но все же для здешних мест урожай неплохой.

...Передо мной старая энциклопедия Мейера. Вот что ее составители, ссылаясь на Пржевальского, сообщают о местах, в которых я побывал: «...почвы здесь состоят из зыбучего песка, лесса, лессообразной глины, гравия и щебня. Зыбучие пески преобладают главным образом на юге пустыни; щебень и гравий покрывают подножья гор и наиболее пустынные районы Гоби. Животный мир представлен скудно, обширные пространства — безжизненная пустошь... Во внутренних районах кочуют монголы со своими многочисленными стадами, здесь встречаются только палатки (юрты)...»

Читаешь эти строки, и еще яснее становится величие тех дел, которые совершили здесь люди. Жизнь вошла в пустыню, пустила корни такие же крепкие и сильные, как узловатый саксаул.

Курт Давид, немецкий писатель (ГДР) Перевод М. Горлина

Биологический кордон

Минуты две-три назад мы еще были иностранными туристами. Теперь наш бродяга автобус всеми четырьмя колесами стоял дома. Пограничники — два молодых и очень серьезных лейтенанта — внимательно изучали наши паспорта, а какой-то человек в штатском спрашивал у каждого:

— Растения или семена везете?

Сосед художник отдал ему букетик роз. На дне моего чемодана лежали луковицы тюльпанов, завернутые в мягкий фланелевый лоскут. Что может быть «крамольного» в моем намерении посадить тюльпаны под Москвой? Я спокойно предъявила луковицы. У меня их отобрали. Человек в штатском сказал, что луковицы должны пройти особый, тщательный досмотр. Что могут в них найти?

Пока оформлялся переезд через границу, все население автобуса перекочевало в тень деревьев. Августовское солнце, едва проснувшись, начало яростно выполнять свои обязанности истопника, а здесь было прохладно и пахло грибами.

— Бачьте, малесенько дитятко забавляется, — сказал один из наших спутников, весельчак украинец.