Вокруг Света 1962 № 05 - [3]

Монтажники в кратчайшие сроки закончили и линию электропередачи от Мухтуи до Мирного. Сейчас ЛЭП тянется к новорожденному городу Чернышевску. Он назван так в честь великого русского демократа Н.Г. Чернышевского, который отбывал ссылку в этих местах.

И, конечно, людям, что дали городу это имя, будущее представляется не в снах, как в романе «Что делать?». Они стали непосредственными участниками великих преобразований, совершаемых просвещенным, вооруженным наукой и техникой народом, они и есть те самые люди будущего, о которых всего сто лет назад мечтал Николай Гаврилович.

Собственно, с рассказа о таких людях и начинается история юного города, история первой его улицы — Ленинградского проспекта. Об этом я узнал от первого историка города Петра Вечерина, который очень помог мне в моих исторических изысканиях. Вечерни — учитель. Окончил исторический факультет Якутского педагогического института. Потом его выдвинули на профсоюзную работу. Сейчас он председатель объединенного постройкома Вилюйгэсстроя. Вечерин написал дипломную работу, которая посвящена возникновению и строительству Мирного.

Вечерин и рассказал о начале освоения якутского алмазоносного бассейна.

Это произошло вскоре после декабрьского Пленума 1956 года. Промышленность страны остро нуждалась в алмазах. А первая разведка трубки «Мир» показала, что по запасам и содержанию алмазов она является месторождением с будущим.

Но для создания рудника в сердце Якутии, среди глухой тайги, требовалось много средств, техники, людей. И страна дала все это.

К тому времени от ближайшего порта на реке Лене — поселка Мухтуя — была уже проложена зимняя дорога. В ноябре началась регулярная перевозка первоочередных грузов. Население Мирного насчитывало около семисот человек. Из деталей финских домиков геологи собрали клуб. Работала первая школа. Правда, все четыре класса размещались в одной комнате и занятия вела одна учительница.

Уже в январе 1957 года был образован трест «Якуталмаз».

И в те же дни первые патриоты получили комсомольские путевки на строительство алмазного цеха страны. К пионерам строительства Мирного и адресовал меня Вечерин.

Глава третья, в которой вы познакомитесь с тремя самостоятельными парнями, а также узнаете, что такое «белое безмолвие»

Михаил Лейконен критически огляделся.

Снег. Низкорослые голые лиственницы стояли редко. Их раскинутые а стороны ветви словно пытались загородить дорогу. Лиственницы были похожи на кресты.

Лейконен недовольно фыркнул:

— А еще говорили, «непроходимая, дремучая тайга». Да здесь от ствола до ствола не докричишься.

Потер щеку, добавил:

— Вот мороз — настоящий.

Михаил Орлов и Николай Михайлов стояли молча.

В окружающей тишине таилась какая-то сила. Непонятная, давящая. Ни птицы, ни звериного следа. Даже снег чужой — мелкий, сыпучий.

Позади неразлучной троицы из Ленинграда — десятка два парней. Так уж повелось: и в поезде, и в самолете, и во время долгого ожидания погоды в Мухтуе два Михаила и Михайлов становились ядром, вокруг которого собирались люди.

Казалось, что в дорогу тронулась одна семья, трое братьев, дружных, веселых. У каждого оказалось свое дело, свои заботы: Орлов был финансовым богом, Лейконен доставал газеты, журналы, книги. Путь-то не близкий: почти месяц в дороге. Михайлов обеспечивал кипятком, выполнял разные поручения по провиантской части. Они резко отличались от тех заводил, что собирали около себя парней с «широкой натурой». Праздников с конца января по март не предвиделось. По такому случаю был введен сухой закон.

Сначала над ними подтрунивали, потом стали приглядываться, затем призадумались — и стали брать пример. Некоторые с опозданием, но брали. А после этого как не держаться около таких самостоятельных парней. Ясно, с ними не пропадешь... Палатку поставили уже затемно. Печку раскалили так, что перед сном пришлось проветривать помещение. Посмеялись над морозом, разделись, забрались в спальные мешки.

Проснулся Орлов от озноба. Точно на снегу спал. В палатке стояла тишина. Такая же, что и вчера на улице: неподвижная, давящая. Она украдкой вползла ночью.

Орлов покосился на товарищей: над спальными мешками к потолку поднимались белые столбы пара. Судя по неровному дыханию, соседи не спали. Михаил повернулся на другой бок и поджал ноги, стараясь согреться. Подумал: «А кто вчера последним за дровами бегал? Вроде я. По всем законам общежития, печку растапливать не мне». Вздохнул.

В других мешках тоже вздыхали.

— Да, — прервал зябкое молчание Николай Михайлов, — только тог, кто читает Джека Лондона в теплой комнате да на диване, может считать его «романтиком». Им ли знать, что это такое — белое безмолвие?

— Белое безмолвие, — поддержал разговор Орлов, — это не только пейзаж. Это мороз. — И, подумав, добавил: — Ночные дежурства надо установить. Чтоб всю ночь печка топилась.

— У тебя, Миша, — заметил Лейконен, — открываются невиданные организаторские способности. Даже не подозревал.

Орлов улыбнулся про себя. Орлова, секретаря комсомольской организации силикатно-кирпичного завода и бригадира лучшей бригады слесарей, с Мишей Лейконеном связывала дружба. Они вместе ходили на лыжах, бывали друг у друга в гостях и часто вели долгие разговоры о месте человека на земле.