Вокруг Света 1962 № 03 - [31]

Поток лавы тек, как река, — не приходилось напрягать воображение, чтобы представить себе это. Вот корка, свернутая в трубу, — теперь она смахивала на жерло мортиры. Вот сквозная полость в лаве — тестообразную массу вспучивало газами, и они выдували такие полости и пустоты.

Вдали сверкал рафинадно-синий, в снежных позументах Толбачик — альма-матер всех этих диковин. Он действительно выглядел красавцем в своем белом убранстве на фоне оплавленных до черноты, почти обсидианового блеска лав, на фоне осеннего багрянца тайги, что необозримо простерлась справа и слева от кекуров.

— Посмотри, что это такое, — сказал мой товарищ. — Похоже на отпечаток дерева.

И верно: на выпуклой каменной волне явственно виден двухметровый отпечаток древесного ствола. Когда-то здесь потоком подшибло дерево, оно упало и, прежде чем успело испепелиться, оставило на веки-вечные великолепный оттиск коры.

Казалось, что мы нашли нечто из ряда вон выходящее. Между тем Марк Твен уже писал, что, путешествуя по острову Гавайя, он видел в одном месте лаву, которая хлынула в незапамятные времена на кокосовую рощу и сожгла ее дотла. Но роща оставила о себе память: там, где были стволы пальм, в лаве образовались цилиндрические отверстия, а стенки отверстий сохранили четкий рисунок коры. Все сучья, ветки и даже плоды запечатлелись на лаве «словно для того, чтобы грядущий охотник до курьезов природы мог впоследствии любоваться этими оттисками.

Кстати, я вспомнил, что вычитал в отчете известного зоолога П.Ю. Шмидта, проходившего по этой застывшей лаве в 1908 году, будто жители села Толбачик рассказывали об одной местной достопримечательности, посмотреть которую ему не удалось из-за отсутствия лошадей и проводника.

«Несколько ниже по реке Озерной, — писал П.Ю. Шмидт, — в нее впадает речка Кинцалха, которая не замерзает зимою, вероятно... из-за обилия ключей. Там... находится озеро,  представляющее собою расширение реки, и в нем видны на дне вертикально стоящие деревья («окаменелые», как утверждают некоторые), как бы подводный лес. По мнению старосты, эти подводные деревья были сдвинуты в реку лавовым потоком при  извержении».

Но найти это озеро нам не удалось. Сейчас меня интересовала другая достопримечательность местных лав — пещеры. В одной из таких пещер (точнее, тоннелей) жили, как говорят, первобытные камчадалы. Поэтому я не пропускал ни одного подозрительного углубления в лаве. Пещеры попадались, но — увы — все они имели вид медвежьих берлог.

...Возвращались мы по другому краю кекуров, в некотором удалении от рощицы трепетных березок, куда нам предстояло свернуть. И опять чуть ли не на каждом шагу встречались каменные диковины: то необычные завитки лавы, то вздутие, напоминавшее избушку с карнизом из окаменелых сосулек, то крутые лавопады. Они, эти лавопады, застыли в виде литых струй либо свились в фантастические каменные канаты.

Покидая эти места, я дал себе слово вернуться сюда, чтобы найти каменный подводный лес, чтобы проникнуть в тоннель, которому, говорят, и конца не видно. В общем чтобы побродить вволю по этим неповторимым склонам.

Новые страницы истории экспедиции Лаперуза

Все готово к отплытию. Доставлены на борт припасы, осмотрены и испытаны снасти, сделаны последние указания. На рассвете корабли французской экспедиционной эскадры покинут берега Камчатки.

А сейчас ночь. Осенний туман затопил чашу Авачинского залива, погасил редкие береговые огоньки и звезды холодного неба.

Уединившись в каюте, командор экспедиции граф Жан Франсуа Лаперуз склонился над картой... Долгие месяцы его скитаний легли на карту тонкой извилистой линией. Больше двух лет назад, 1 августа 1785 года, прощальный салют береговых батарей Бреста проводил фрегаты «Буссоль» и «Астролябия» в кругосветное плавание. Снаряженная эскадра должна обследовать тихоокеанские побережья Америки и Азии, острова Океании. Открытием новых земель в Тихом океане предполагалось укрепить морской престиж Франции. И если Лаперузу будет сопутствовать успех, то экспедиция — по научным и политическим итогам — должна превзойти достижения Джеймса Кука, прославленного мореплавателя Англии.

Двадцать пять месяцев плавания позади. Выполнена пока лишь часть обширной программы. Эскадре Лаперуза предстоит большое плавание к островам тропической Океании, а потом можно возвратиться в родную Францию...

Незаметно промелькнули недели отдыха в Петропавловской гавани. Французские моряки неожиданно встретили здесь, на глухой окраине России, радушный сердечный прием. Их хлебосольно угощали, помогли им в ремонте и оснастке кораблей, безвозмездно снабдили большим запасом провианта и топлива на дальнейший путь. Здесь, в Петропавловске, французы и русские шумно отпраздновали получение королевского указа о награждении Лаперуза чином адмирала и званием командора экспедиции. Французские и русские пушки салютовали в честь самого молодого адмирала Франции. Лаперуз записал в журнале: «Я уверен, что нигде и никогда не было оказано большего гостеприимства, чем нам».

И вот до отплытия всего несколько часов. Придвинув свечу ближе к бумаге, Лаперуз пишет письма во Францию, извещая морского министра маршала де Кастри и старых флотских друзей о делах экспедиции. И еще одно письмо пишет Лаперуз — в Петербург, к полномочному послу Франции при русском дворе, графу Людовику Филиппу де Сегюру: