Вокруг Света 1962 № 02 - [11]

Следующий! У этого сурка, того самого, что попался вчера в капкан, тоже не было никаких патологических изменений, лишь в печени маленький светлый узелок. Всего лишь точечка убитой чем-то ткани. Подозрительно... Мазок узелком по агару. Чашку закрыть — ив термостат... Запись. Следующий!

Прошло два дня. Володя еще до завтрака начал осматривать чашки. И вот увидел! Платиновой петлей он перенес кусочек микробной колонии на чистый агар для контроля, заразил морскую свинку...

За полтора прошедших месяца через лабораторию прошли сотни сурков. Десятки подозрительных колоний Володя исследовал различными способами, и все безрезультатно. Но это... Володя смотрел на меня и хитро пощипывал ус.

Так была обнаружена первая культура чумы в том сезоне. Потом обнаружили еще одну, еще и еще. Мы установили эпизоотию и начали изучать ее интенсивность, размещение больных сурков на местности.

Чумой болеют дикие грызуны. Это так называемая болезнь с природной очаговостью. Блохи передают возбудителя чумы от больных зверьков здоровым. Человек вовлекался в эту цепь случайно.

Раньше бывало так: болезнь передавалась от человека человеку, выплескивалась за границы природного очага, и начиналась эпидемия.

Территория, на которой взаимодействуют бактерии, грызун и блоха, является «природным очагом», зоной распространения болезни в природе, убежищем эпизоотии. Здесь чума тлеет, вспыхивая то в одном, то в другом месте.

Созданная в нашей стране противочумная система ликвидировала часть природных очагов чумы. Исключена возможность эпидемий этой болезни в нашей стране. Чума уползла в свои древние бастионы: в природные очаги пустынь Средней Азии, высокогорий Тянь-Шаня.

Она блокирована, осаждена.

Вот невзрачная, потрепанная книжечка... Она была со мной на Тянь-Шане. Читаю записи:

«Тургень, Фунтики, Дерипалов».

Я тогда работал зоологом в истреботряде. Были раньше такие большие отряды, до ста и более человек, которые занимались исключительно истреблением грызунов, носителей чумной инфекции.

Рабочий идет по склону горы, в каждую обитаемую нору сурка засыпает ядовитый порошок и плотно забивает нору дерном. Об этом легко сказать: идет, засыпает, забивает. Идти надо по камням, по крутым склонам то вверх, то вниз на высоте трех — трех с половиной тысяч метров. Надо обязательно найти все жилые норы и тщательно закопать каждый вход, иначе пары синильной кислоты улетучатся. А если хоть один сурок выживет и выйдет наружу, то непременно расчистит все ближние забитые норы и выпустит оттуда своих полузадохшихся приятелей.

Этим методом часть тянь-шаньского очага была уже оздоровлена. Метод, правда, не очень эффективный да к тому же довольно дорогой, и не только себестоимостью, но и ценой шкурок тех сурков, что оказываются погребенными под землей. Пушнина ведь!

В последнее время отряды начали совмещать исследовательскую работу с истреблением. Грызунов для бактериологических исследований ловят капканами, а остальных травят. Это уже проще, и отпадает нужда в больших отрядах. С работой справляются десять-двенадцать ловцов, если они опытные.

За временными рабочими я и ездил в село Тургень. Завербовал там на летний сезон тридцать человек. Среди них были Фунтиковы: четыре брата и мать. Фунтиковы работали у нас уже несколько сезонов. Это были ветераны, опытные и умелые. Их звено мы называли «фунтики». Сейчас трудно уже вспомнить каждого из братьев, но до сих пор в памяти лицо их матери, крупное, с большими глазами, освещенное огнем печурки, на которой варятся в котле пузатые пельмени. Большое дело в отряде — хорошая повариха.

Когда люди в отряд набраны, остается еще масса проблем, которые не возникают в городе или хотя бы в большом населенном пункте, где есть мастерские и множество всяких услуг, нужных человеку.

В том же Тургене я впервые встретил Дерипалова, человека для экспедиции незаменимого. Беззубый старик с огромным носом, виртуоз-слесарь, безукоризненный плотник, смекалистый столяр, печник выдумщик — настоящий сказочный умелец! Придешь к нему, скажешь: «Надо, Никифор Тихоныч, квашню сделать центнера на полтора вместимостью», или: «Что-то у меня часы пошаливают. Посмотри, Тихоныч». Дерипалов сдвигает на лоб фантастические очки, собранные из кусочков стекла, проволоки и системы веревочек, и, сморщив нос, говорит: «Дело не хитрое, потерпи до завтра».

Он брался за все, о чем бы его ни попросили, и ни разу не оконфузился.

Был у нас в отряде шофер Вася Перов, добрых двух метров ростом, широкоплечий и медлительный, невозмутимый и добродушный. Он носил светлые усы и белую высокую фуражку, что делало его похожим на водевильного полководца. Ездил он на «бобике», маленькой приземистой машине «ГА3-67» из породы «зеленых козлов», модели еще военных времен. Вася мог ездить только с откинутым брезентовым верхам, так как голова его, когда он садился за руль, была выше ветрового стекла.

И вот однажды на ровной дороге он перевернулся. Это событие до сих пор обсуждается в шоферских кругах, как пример явлений, не поддающихся объяснению. Как бы то ни было, а «бобик» лежал вверх колесами и показывал всем свое грязное пятнистое брюхо. Вася стоял рядом, чесал в затылке, сдвинув фуражку на глаза. Самым загадочным было то, что он не получил ни одной царапины. Единственным, что он вынес из этого циркового номера, было убеждение, что они с «бобиком» не созданы друг для друга.