Вокруг Света 1960 № 11 - [2]

Потом пришел человек и срубил старое дерево. Очистил от сучьев могучий ствол и увез его. А молодая лиственница осталась одна. Рядом уродливо темнел пень, истекая прозрачной янтарной смолой. И тогда сплели деревья свои корни. От этого вновь проснулась жизнь в старом пне. Срослись корни деревьев, и стали жить одной жизнью старый пень и молодая лиственница.

Мне было радостно оттого, что так красиво у деревьев бывает: живой помогает умирающему товарищу и спасает его от смерти.

Но ведь это только придуманная мной история, а хотелось знать правду. В поисках ответа, читая книги о лесе, я узнал, что действительно может образоваться общая корневая система пня и дерева. И тогда пень словно оживает...

Медвежьи поимки

Поперек едва заметной звериной тропки лежит сваленная кем-то молодая осинка. Я едва не споткнулся о нее, а перепрыгнув, зацепился за деревце, поваленное с другой стороны тропы.

Урсуй засмеялся, глядя на меня.

— Медвежьи поимки это.

Оказалось, что так манси называют одну из хитрых ловушек, которые устраивает медведь. Выбрав звериную тропу, он валит с обеих" ее сторон молодые деревца, а потом гонит на эту ловушку лося. Обезумевший от страха зверь несется, ничего не разбирая на пути, и если только выйдет на завал, непременно сломает передние ноги. Тут и берет его косолапый.

— Совсем хорошо хозяину, — заключил Урсуй свой рассказ.— И бежать за сохатым не надо шибко и задрать его легче. На здорового зверя хозяин редко нападает. Вот он какой хитрый.

Потом мы обедали, сварив несколько рябчиков. Их в этих местах великое множество. Иди прямо на тоскующий призывный посвист рябца и бери его.

Пока я затаптывал костер, Урсуй подошел к высокой сосне и, затесав кору, стал что-то вырубать топором. Сначала сделал на затесе две вертикальные зарубки, потом, отступя немного, — одну большую и одну маленькую — горизонтальные. Снизу он вырубил еще одну — по вертикали. Я попросил охотника объяснить, что это обозначает.

— Смотри лучше, — сказал Урсуй. — Сверху две зарубки — значит два человека были. Посредине: костер жгли (одна большая), а ночевать не стали. Снизу совсем просто: одна собака с нами. — Он показал рукой на нижнюю зарубку и крикнул псу: — Смотри, Хет, это ты.

Пес вильнул хвостом, будто понял хозяина. Так я познакомился с охотничьей азбукой.

Сказка

День клонится к вечеру. Мы разбили свой «лагерь» у огромного, обхвата в три, кедра. Разбить лагерь — значит скинуть с натруженных за день плеч широкие лосиные ремни крошней, прислонить к дереву ружья и соорудить нодью — особый вид костра из длинных бревен. Он долго тлеет и согревает путника всю ночь.

За день мы прошли немного. Днем долго гоняли лося, пока, наконец, не удалось свалить его выстрелом. (Охотникам манси законом разрешено забивать на зиму несколько лосей для обеспечения своей семьи мясом.) Язык, губы и печенку забрали с собой, а тушу, предварительно завернув в шкуру и посолив, подвесили на дерево. Зимой Урсуй приедет сюда на санях и заберет мясо.

Охота и разделка туши отняли много сил, и мы изрядно устали. Даже Хет лежит неподвижно, положив на лапы умную морду, и следит, как мы устраиваем ночлег и готовим ужин.

Костер разгорается все ярче. Я хочу срубить высохший кедр, чтобы сделать запас дров на ночь, но Урсуй неодобрительно качает головой.

— Это дерево в костер не идет. Совсем плохо горит, тепла мало дает, замерзнуть, однако, можем.

Потом мы едим ароматную лосиную печенку и губы, зажаренные на углях, как шашлык, с приправой из черемши. Тени становятся гуще, и, когда я спускаюсь к роднику за водой для чая, костер наш светится в темноте леса  как большой и добрый красный глаз.

— Хочешь, сказку расскажу тебе? — спросил Урсуй, когда я вернулся. — Мальчишкой ее от стариков слышал.

Вынув из мешочка, висящего на поясе, длинный медвежий коготь, охотник вычистил свою короткую трубочку, набил ее и закурил. Костер похрустывает тонкими сухими веточками. А за пределами освещенного круга смыкается густая тьма, и кажется, будто в сердце тайги притаилось что-то огромное и живое.

— Знаешь ты, ученый московский человек, кто хозяин нашей тайги?— спросил Урсуй. — Думаешь, торев (медведь) туулмах (росомаха) или рысь? Нет. Хозяин наших урманов мальчик по имени Лесняк.

Так начал охотник сказку, рожденную народом, живущим в лесах. Я поленился сразу записать ее и сейчас могу пересказать только содержание. Аромат сказки, рожденной большой правдой жизни, уже не передашь.

— Далеко-далеко, в сердце тайги, деревья растут так тесно, что кроны их, смыкаясь, закрывают голубой свод неба плотной зеленой крышей. Корни деревьев, сплетаясь, как змеи, образуют пол. Получается живой зеленый дом. Там и живет маленький хозяин леса — Лесняк. Туловище у него как еловая шишка, головка будто желудь. Ножки тоненькие, как хвоинки, а обут Лесняк в скорлупки кедровых орехов. Рубаха у него чистая, белая, из бересты. Зато руки у хозяина тайги длинные и могучие, как ветви кедра. Понимает Лесняк язык всех зверей и деревьев, открыты ему все лесные тайны, и нет для него ничего скрытого.