Вокруг Света 1960 № 06 - [40]

За четыреста лет существования таких имений жизненный уклад в них почти не изменился: он словно застыл на феодальной стадии и остался патриархальным. Обрабатывается лишь десятая часть земли, а остальная площадь занята лугами, на которых пасутся табуны лошадей и стада коров. От рек и ручьев отводятся канавы, предназначенные для орошения полей; воды в них всегда много, потому что все лето в Андах тают снега.

Сельское хозяйство Чили страдает не только от недостатка посевных площадей, но и от отсталых методов обработки земли. Оно дает в несколько раз меньше продукции, чем могло бы дать при иной организации сельскохозяйственного производства.

А поэтому в Чили всегда не хватает продуктов питания, которые являются главным предметом чилийского импорта, и половина населения сидит на голодном пайке. Это одна из главных причин, диктующих необходимость проведения коренной земельной реформы.

Другая причина заключается в том, что давно назрела пора покончить с экономическим и политическим засильем реакционной помещичьей верхушки, которая стоит у власти и тормозит развитие страны. Она прежде всего выступает против постепенного превращения безземельных батраков в самостоятельных хозяев. Под этим углом зрения и надо рассматривать «идиллическую» жизнь чилийских помещиков.

Нас пригласили провести целый день в одной помещичьей усадьбе. Мы выехали туда на автомобиле из Сант-Яго в обществе нескольких поэтов и сотрудников посольства.

Усадьба находится на окраине небольшого селения. Нас принимает дочь хозяина, потому что самих хозяев нет дома. Хозяин имения находится сейчас в Сант-Яго; ведь скоро выборы, и он мужественно отстаивает экономические и политические интересы помещиков (разумеется, под самыми либеральными лозунгами). Наша юная хозяйка тоже с жаром пропагандирует свой либерализм, доказывая, что она за свободу для всех, но они должны работать.

— И получать жалованье за свой труд, или как вы это себе мыслите?

— Мы им уже платим в наших имениях! И слишком много платим, — вырывается у нее.

Мы едем осмотреть поместье, едем мимо полей пшеницы и виноградников, через речушки без мостов, через лужайки, густо поросшие гиацинтами. Дорога очень плохая, вся покрыта ухабами, но тратить деньги на ремонт не имеет смысла, уверяет дочь хозяина. Она показывает на густые заросли кустарника и объясняет, что нередко там прячутся пумы, поджидающие какого-нибудь злосчастного ягненка или теленка. Тогда на них устраивают охоту и загоняют обратно в логово, которое находится в каком-нибудь горном ущелье.

Заходим в жилища рабочих, так называемые «rucas»: это земляные хижины, вытянувшиеся рядами вдоль пыльной дороги. Их серые от пыли соломенные крыши опускаются до самых окон, через открытые двери виден земляной пол. Кухни в них нет, еду готовят в углу двора, иногда под железным навесом; огонь разводят меж закопченных камней и на них ставят глиняный горшок. Воду берут прямо из оросительной канавы.

— Право же, сейчас нашим рабочим живется совсем неплохо, — говорит хозяйка. — Они получают заработную плату продуктами и наличными деньгами, а кроме того, у каждого есть свой собственный участок земли. Они могут создавать свои организации. Те, кто умеет хоть немного читать, могут участвовать в выборах в парламент. Помещик нередко бывает настолько предусмотрителен, что отвозит их к избирательным участкам на собственном транспорте...

Амбары, сараи, конюшни, склады, загоны для скота, молочная ферма, кузница, небольшая лесопилка. Работа идет полным ходом, каждый занят своим делом. Женщины выпекают хлеб в печах, расположенных прямо под открытым небом; мужчины грузят мешки на повозки, запряженные быками; из кузницы доносятся удары молота по наковальне; кто-то объезжает молодого коня, гоняя его вокруг дерева. Лают собаки; дети с любопытством поглядывают на прохожих и проезжающих; десятники, скачущие нам навстречу, при виде хозяйской дочери приветственно прикладывают хлыст к широкополой шляпе и показывают белые зубы, расплываясь в угодливой улыбке.

И вот мы возвращаемся назад. Пишем слова благодарности в книгу гостей; при этом мы испытываем какое-то очень противоречивое чувство: что-то нам понравилось, а кое-что не понравилось. И это кое-что ложится черным пятном на патриархальную идиллию помещичьей усадьбы, пятном, которое не скроешь никакими разговорами о традициях и обычаях этого края.

У Пабло Неруды

Чилийский климат очень полезен для поэтов. Это, возможно, объясняется тем, что страна, с одной стороны, живет очень обособленно, а с другой — чрезвычайно подвержена всякому воздействию извне. Это и захолустная провинция, заброшенная где-то в горах, и передовой форпост, выдвинутый к самому Тихому океану. Чилийская национальная культура служит благодатной почвой для поэтического творчества, а вся жизнь чилийцев — яркая картина великой борьбы человека с суровой и непреклонной природой.

Пабло Неруда — боевой и очень плодовитый поэт; его могучий голос гремит над всей Южной Америкой и разносится по всему миру. В политическом смысле он подобен несокрушимой скале, вокруг которой всегда кипит буря и бушуют волны. Но даже его злейшие враги, литературные и политические, гордятся им, ибо Неруда — это национальное достояние Чили. Он олицетворяет поэтическую душу народа и его боевую силу. Он сам — сердце народа, живое и кровоточащее.