Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие - [6]

Если бы ты знала, как я жажду съездить домой, как невыносим мне Париж. Если бы я не строила всю мою жизнь на пении, то давно бы бежала из него. До людского мнения мне нет дела. Я думаю, что немногие люди, которых я люблю, останутся ко мне по-прежнему и не отвернутся от меня. Мне так хочется тебя видеть и поговорить с тобой обо всем. Ведь даже Игнатию я не пишу всего того, что чувствую, чтобы не мучить его еще больше. Я страдаю за него столько же, как и за себя. Знаю его обстановку, знаю, что способности его гибнут, написать ничего хорошего не может из-за вечной погони за деньгами для тряпок и шляпок!

Бывают дни, когда я боюсь войти в детскую, потому что один вид моей девочки вызывает слезы и отчаяние. И тут опять должна скрываться, чтобы кормилица не видела всего и не вывела своих заключений. Тем более что она сейчас же начинает разговоры о monsieur, о его приезде, о том, что он будет доволен девочкой и т. д. Все это переворачивает душу! Я мечтаю только поскорее рассказать все маме и быть покойной, что если со мной что-нибудь случится, то ребенок будет в ее руках.

Да, представь! Супруга выражала желание отнять у меня ребенка и взять его к себе, чтобы он не мог привязать Игнатия ко мне еще сильнее. Как тебе это нравится?! Ах, все отвратительно, и, когда я тебе расскажу все, ты удивишься, как Игнатий до сих пор еще не застрелился. Мне так его жаль, так мучительно я его люблю! Почему это случилось — не знаю. Вероятно, потому, что меня никогда, никто не любил так, как он, без размышлений, без рассудочности. Он верит в наше будущее, строит планы, но я знаю, что ничего не будет.

Ну, пиши же мне, мне так необходимы твои письма, пиши все, что думаешь, как смотришь на все это. Буду ждать с нетерпением ответа. Прощай, целую тебя и дочь тоже. Лида».

Почти одновременно с этим письмом я получила от Потапенко из Петербурга, где он в то время жил, тоже несколько строк: «Милый друг Маша, не придавай большого значения тому, что тебе напишет Лида об известном тебе вопросе. Верь только мне. Ей свойствен пессимизм, поэтому она не хочет верить в будущее, а я твердо знаю, что оно будет таким, как надо… Будь здорова и счастлива и, пожалуйста, продолжай любить Лиду».

Лика была более чуткой и дальновидной, получилось именно так, как говорила она. В одном из других писем Лика писала мне: «У меня есть и будет одно только — это моя девочка… Она воплощение всего, что у меня в жизни было хорошего и светлого. И при этом — сознание, что все кончено, что все хорошее продолжалось три месяца…»

Мне бесконечно жаль было Лику. К несчастью, утешение Лики ее дочерью продолжалось тоже недолго. Приехав в Россию, Лика успокоилась, жила с матерью и воспитывала дочь. Но скоро, в возрасте около двух лет, Христина — так звали ее девочку — заболела и умерла.

Я подробно рассказала об этом эпизоде из жизни Лидии Стахиевны Мизиновой потому, что он имел прямое отношение кАнтону Павловичу, а потом в какой-то степени послужил ему материалом для создания пьесы «Чайка». Роман Нины Заречной с Тригориным — это роман Лики с Потапенко. Те же события — Тригорин бросает с ребенком Нину, возвращается к Аркадиной. Теми чертами, которыми наделил Аркадину Антон Павлович, она тоже напоминала Марию Андреевну — жену Потапенко.

«Чайка» была написана осенью 1895 года, когда Лика уже вернулась из-за границы. Когда пьеса была написана и прочитана близкими знакомыми, они не могли не обратить внимания на сходство сюжета пьесы с драмой Лики. Эти разговоры дошли и до Лики, и она спросила в письме Антона Павловича: «Говорят, что „Чайка“ заимствована из моей жизни и что Вы хорошо отделали еще кого-то?»

Так же, как в свое время в «Попрыгунье», Антон Павлович и в «Чайке» создавал художественные образы и сюжетную канву произведения, используя жизненные наблюдения. Толки в обществе о сходстве сюжета «Чайки» с историей Лики и Потапенко стали беспокоить брата. Если в пьесе «в самом деле похоже, что изображен Потапенко, то, конечно, ставить и печатать ее нельзя», — писал он Суворину. Но «Чайка» была все же поставлена, и Лика вместе со мной ездила в Петербург на первый неудачный спектакль в Александрийском театре.

Потом, когда Лика после своего несчастья оправилась и окрепла, она снова постоянно стала бывать в Мелихове. Между ней и Антоном Павловичем опять установились дружеские шутливые отношения. Спектакли «Чайки» всегда волновали Лику. Спустя шесть лет после пережитой ею драмы я как-то брала ее в Художественный театр и потом писала брату: «На твои именины я водила Лику на „Чайку“. Она плакала в театре, воспоминанья перед ней, должно быть, развернули свиток длинный…»

С мечтой Лики стать оперной певицей ничего не получилось. Осенью 1901 года Лика пыталась поступить артисткой в труппу Художественного театра, держала приемный экзамен, но данных для артистической карьеры не оказалось. Ее приняли в театр в статистки на «выхода», но она и тут из-за застенчивости и неумения держаться на сцене была признана непригодной и пробыла в театре только один сезон.

В 1902 году Лика вышла замуж за режиссера Художественного театра Александра Акимовича Шенберга-Санина.