Вокруг Чехова. Том 1. Жизнь и судьба - [46]

За одну только неделю пребывания в Княжой мы истосковались, и Антоша даже осунулся и похудел. О скором возвращении домой, в Таганрог, нечего было и думать. На просьбу отправить нас к родителям дедушка объявил наотрез:

— Коней нема и людей нема: все на работе в поле. Для вас отрывать от дела не буду. Ждите оказии.

— А скоро будет оказия?

— Когда будет, тогда и будет.

По-своему он был совершенно прав, но для нас это значило ждать до бесконечности. Антоша заплакал, а я с досады готов был на какой угодно отчаянный поступок. Весь этот день мы прослонялись хмурые, а ночью долго не могли заснуть, проклиная себя за то, что поехали к дедушке и к бабушке в гости.

Утром я заговорил с братом.

— Знаешь что, Антоша, нам с тобою не уехать отсюда до того времени, когда начнутся в гимназии занятия, и наши каникулы пропадут. Раньше этого у дедушки оказии не будет.

— Ты почему знаешь, что оказии не будет? — спросил Антоша.

— Мне кузнец Мосий говорил, что в эту пору оказия бывает только тогда, когда повезут в Таганрог мед продавать. А это раньше августа не будет… Мосий даже побожился.

— Что же нам делать? — уныло проговорил Антоша. — Тут умрешь от скуки.

— Что делать? Давай уйдем.

— Куда? В Таганрог? Туда мы дороги не найдем.

— Зачем в Таганрог? Давай уйдем в Крепкую.

— Там что?

— В Крепкой я побываю у самой графини и попрошу ее, чтобы нас отправили домой… Не станет же она насильно задерживать нас у себя! Мы не мужики, а гимназисты. И притом же я постараюсь быть красноречивым.

Мысль удрать тайком от дедушки и бабушки была сама по себе нелепа и глупа, но мне казалась очень заманчивой, тем более что старики явно тяготились нами, — и я стал уламывать брата. Антоша робел и всячески отнекивался. Он страшно боялся ответственности и говорил, что дедушка напишет об этом побеге отцу, а отец непременно задаст нам обоим солиднейшее внушение. Я чувствовал, что Антоша был прав, и уже заранее предвкушал наказание, но в Княжой жизнь становилась уже невмоготу. Легко было одуреть до идиотизма. К тому же представлялся редкий случай поступить так же отважно, как поступали герои Майн Рида, которым я тогда зачитывался. В конце концов мне удалось-таки убедить и уломать Антошу — и мы незадолго до обеда вышли из усадьбы в степь будто бы для прогулки, а там — пошли и пошли… Дорога была прямая, и заблудиться было нельзя.

В первое время нам было весело и приятно, и мы даже воображали себя до некоторой степени отважными путешественниками, идущими по бесконечной прерии. По крайней мере, я старался убедить в этом Антошу, который шел по мягкой, пыльной дороге молча. Мне было лестно, что я нашел себе такого внимательного слушателя, и я развивал свои мечтательные идеи все шире и красноречивее и, наконец, дошел до описания диких лошадей-мустангов, ехать на которых было бы несравненно приятнее, чем идти пешком. Но Антоша перебил меня на самом интересном месте.

— Я пойду назад в Княжую, — проговорил он и остановился.

— Струсил, — упрекнул я его.

— Нет. Я есть хочу, — коротко ответил он.

Тут только я понял, какими опрометчивыми и несообразительными оказались «отважные путешественники», ударившись в бега на голодный желудок, перед самым обедом. У меня у самого защемило под ложечкой… Как же теперь быть? Вид у Антоши был действительно тощий, постный и плачевный. Мы отошли всего только версты полторы, не более, а впереди было еще полных восемь с половиною.

— Пойдем вперед. Нас в Крепкой накормят.

— Кто?

— Графиня, — храбро ответил я. — Я употреблю все свое красноречие.

Антоша сомнительно покачал головою.

— А помнишь, что говорил Смиотанко? — проговорил он. — Ты графине не компания, и она тебя не примет.

Он решительно повернул назад. Я произнес какое-то проклятие в духе героев Майн Рида и, в свою очередь, зашагал за ним. Вернулись мы как раз к самому обеду, когда бабушка уже собиралась посылать Гапку разыскивать нас.

— Где вы пропадали?

— На ставок ходили…

Ели мы с преотменным аппетитом.

XIII

Прошло три дня — и мы все-таки бежали, но на этот раз уже после обеда и с спокойной совестью. Мы еще раз попросили у дедушки лошадь, но он затопал ногами и назвал нас учеными дураками. Десять верст отмахали мы довольно бодро и в Крепкой объявились прямо в контору, где как раз в это время находился управляющий — кроткий Иван Петрович. Я немедленно объяснил ему, что мы, т. е. я и Антоша, желаем ехать в Таганрог к родителям и просим графиню отправить нас по возможности скорее, а пока рассчитываем на ее любезное гостеприимство. Говорил я так красноречиво, что добродушный старичок понял не сразу и сказал:

— Вы, господин, извините, не запускайтесь, а скажите толком. Я ведь не ученый.

После повторного, но уже менее красноречивого объяснения Иван Петрович побывал у графини с докладом и, вернувшись от нее, объявил, что «от ее сиятельства последовало соизволение внучатам Егора Михайловича ждать оказии и, в ожидании ее, проживать в конторе».

Мы были довольны, и я торжественно произнес:

— Теперь дедушке — кукиш с маслом! Сама графиня на нашей стороне.

Время до вечера мы провели беззаботно, гуляя по слободе, и вернулись в контору, когда уже начало смеркаться и когда нам обоим захотелось есть. Я был до того уверен в гостеприимстве графини Платовой, что сказал брату: