Воины Света - [41]

— Ну, хватит. Я должна привыкнуть к новому порядку, раз уж мне придется жить в этом мире.

— Хорошо, завтра вы увидите еще больше.

— Почему завтра? — обеспокоенно спросил Хан.

— Ничего здесь нет таинственного. Просто уже поздно. Я летел сюда весь день и устал. Мне нужно восстановить силы. Лизендир, как вы желаете провести ночь, вместе или отдельно?

— Вместе, — быстро, без колебаний, ответила она.

— Пусть так.

Эвинг сделал знак музыкантам.

Те остановились мгновенно. Вперед вышел мажордом и замер в почтительном ожидании. Эвинг и Хата поднялись с кресел и ушли, Хан и Лизендир молча последовали за мажордомом через длинные коридоры, обширные холлы, темные лестницы. Снова они оказались в комнате, где отдыхали до ужина.

Только теперь здесь было тепло и уютно. За ними с глухим щелчком захлопнулась дверь. Они оказались заперты.

Когда Хан освоился в комнате, он понял, что устал, и начал раздеваться. Лизендир погасила лампы и принялась растирать свое тело ароматным маслом. Через высокое зарешеченное окно в комнату смотрела одинокая звезда. Хотя глаза Хана быстро привыкли к темноте, он не заметил, как Лизендир скользнула к нему в постель и прижалась всем телом.

Он наполовину отвернулся от нее и спросил:

— Ты действительно думаешь, что мы поступили правильно? Или просто хочешь вернуться к своим? Но я никогда не смогу считать их своими.

Она ничего не ответила, снова обняла. О, он хорошо помнил эти вкрадчивые зовущие движения. Было невыносимо чувствовать ее тело так близко, ощущать аромат кожи, волос… Она стала шептать на ухо Хану что-то ласковое, нежное. Он стал разбирать ее слова.

— Слушай меня внимательно. Теперь нам не поговорить с тобой иначе, только так. Так что не отвлекайся. Я уверена, что мы с тобой все время будем под наблюдением.

Ритм, музыка ее слов пробуждали у Хана необузданное желание, но смысл ее речей пронизывал его, как ледяные иглы холодного тумана. Мягкий нежный голос продолжал произносить жестокие слова тоном любовных признаний, и Хан был вынужден слушать их, хотя они вносили в его душу смятение.

— Не подозревай меня в расовой привязанности. Я люблю тебя больше, чем любого из этих обезьян, хотя они одной со мной крови. Однако выхода у нас нет. Нам нужно идти к ним. Ты поступил правильно. Лелиас — всего лишь призрачная свобода, грязь… Теперь скажу о нас, чтобы ты все понял. Считай, что смысл наших отношений — в двух словах: любовь и секс. Знай, я отдала тебе тело не из чувства слабости или похоти. Чушь! Я достаточно тренирована и вполне могла сдержать себя… — голос ее был нежным, но слова…

Хану казалось, будто они жгли его, кололи, как кинжалы. Он застонал.

— Я понимаю тебя. Мое тело влечет неудержимо.

Ты не можешь совладать с собой. Звук моего голоса околдовывает тебя. Но ты должен выдержать и выслушать. Я подозревала этого Хату с самого начала, но колебалась, и в этом была моя ошибка. Мне нужно было действовать. Ты понимаешь, почему мы придерживаемся клановой системы общества. Отказаться от нее — значит открыть дверь непредсказуемому хаосу. Хаосу мутации. Помни, мы были созданы искусственно. Это животное Хата одержим одной мыслью: уничтожить и людей, и леров. Мы обязаны остановить его, но для этого нужно сблизиться с йим и Воинами. И еще. Хата не знает, что Эвинг покидал эту планету. Держи это при себе. Хата пока доверяет Эвингу, а мы оба давно открыли, что Эвинг — не лер, он просто похож на него. Может, это косметика. Видел, как он слушал музыку? А имя? Ни одно наше имя не оканчивается на две согласных. Могу только предположить, что ждет нас в стране Воинов. Но прошу тебя: если мы когда-нибудь вернемся в цивилизованный мир, ты должен помочь мне войти в клан. Хорошо?

Он кивнул.

— Я помогу тебе вернуться к людям. Ну, а сейчас для нас наступает трудное и опасное время. Мы должны делать все, чтобы выжить. Ты должен действовать так, словно меня нет. Тем более, что скоро придет срок, когда я стану способной к деторождению. Ты должен уже сегодня отвергнуть меня. Должен!

Он буквально онемел. Сколько же времени она опутывала его сетью своих слов? Хан выглянул в окно. Там светила все та же звезда. Значит, не более нескольких минут. Но он запомнил все ее указания. Сопротивляться было трудно, но постепенно он овладел своими эмоциями, отбросил прочь плотские желания и оттолкнул Лизендир.

— Нет!

— Но эта ночь последняя для нас!

— Нет, я не могу быть игрушкой для тебя.

Она отодвинулась от него, но в слабом свете, льющемся из окна, он заметил, что она подмигивает ему. В полумраке он различил ее нежное плечо. Она оттолкнула его на край постели.

— Как хочешь, но я буду спать здесь. Мне холодно. Подвинься.

Хан долго не мог уснуть. Вскоре дыхание Лизендир стало ровным и глубоким. С момента отбытия с Челседона у него не было возможности поразмыслить. Время требовало действий, и он действовал. Требовало решений, и он принимал решения, — самые оптимальные при соответствующих обстоятельствах. И вот теперь решение приняла Лизендир. Спать было невозможно. Его возбужденный мозг обдумывал, что может ожидать их впереди.

Утром их разбудил все тот же мажордом. Он проводил их в большой холл, где они обедали накануне. Там их встретил довольный Хата. Он говорил с ними весьма дружески, особенно с Лизендир, которой даже предложил место за столом. Хан пристально наблюдал за ним и постепенно пришел к выводу, что в эту ночь за ними следили. Прекрасно, значит, они смогли обмануть Хату. Но вдруг он заподозрил, что Лизендир дурачит его. Да нет, невозможно. Она не способна на коварство. Если бы она хотела расстаться с ним, она могла бы сделать это тысячу раз тысячью способами. Теперь, если и дальше удастся дурачить Хату, если ему и Лизендир удастся приблизиться к кораблю… Если, если…