Воины Солнца и Грома - [106]

— Молитесь, молитесь… Кого же он раньше услышит? Тебя, Никомах, после жертвоприношений читающего Эпикура и прочих безбожников? Или тебя, Филон, покупающего краденые храмовые приношения?

— Уверуйте во Христа! — возвысил голос Филарет. — Уверуйте, и он простит все ваши грехи. Покайтесь же, уразумейте: все мы черви, рабы, прах перед ногами Господа! Сила наша — ничто, мудрость — ничто, лишь страх, страх Божий всемогущ!

— Мы с Никомахом будем молиться Зевсу Спасителю, — решительно сказал Аркесилай. — А вы, Демарат и Филон — Христу. Один из них спасет город.

Дрожащим, срывающимся голосом произносил молитву верховный жрец, вразнобой вторили ему солдаты. Но тверд и уверен был голос проповедника, и рабы один за другим подхватывали псалом.

Боже мой, Боже мой, зачем ты покинул меня,

Удаляясь от спасения моего,

От слов вопля моего?

Темнота опускалась на море, захлебывались истошные крики гибнущих жителей городка, и тяжелыми, холодными змеями обвивали сердца людей на галере бессилие и страх.

Я — червь, а не человек;

В поношении у людей, в презрении народа.

И вдруг все — молитвы, крики — заглушил подобный реву раненого льва голос Нгуру:

— Я не червь! Я не червь! Я воин племени динка! — Он сорвал с шеи амулет. — Вот зуб крокодила, убитого мной. — И темнокожий с силой провел амулетом по оковам Ратмира. Талисман тут же рассыпался, но на; железе осталась глубокая царапина.

— У кого есть обереги — передавайте их сюда, — крикнул Малко.

По рукам быстро пошли глиняные, медные, фаянсовые фигурки, камешки, косточки. Даже солдаты отдали свои каменные языческие иконки, а Марций Слав — золотой образок с Митрой-Солнцем. Филарет попытался вмешаться, но солдаты грубо оттолкнули его, посоветовав молиться усерднее. Малко прикладывал амулеты к оковам, металл шипел и таял, будто от кислоты. А презрительная улыбка гностика все больше уступала выражению растерянности. Заметив это, трибун тихо и зло произнес:

— Услышу хоть одно твое вонючее заклинание — изрублю.

Наконец железные браслеты распались. Златоволосый ант поднялся — высокий, мускулистый. Он поднял каменную плиту с отверстием — запасной якорь, и двумя ударами кулака отбил два угла. Затем одной рукой поднял весло и насадил на него это подобие топора, обломав перед тем лопасть.

— Прощай, громович, — положил руку ему на плечо дед Малко.

— Прощайте и вы, — поклонился Ратмир товарищам по несчастью, прыгнул за борт и поплыл со своим странным оружием в поднятой руке. В ярком, ровном свете полной луны все видели, как он выбрался на берег и взбежал на высокий курган. А змей уже полз к нему, покинув опустошенный холм. Ратмир поднял каменный топор.

— Змей Глубин! Я, громович, пришел по твою душу!

Из пасти чудовища вырвалось шипение, словно ветер засвистел в бурю. Длинная шея поднялась над курганом, и тяжелая голова змея, будто молот, устремилась вниз. Ратмир с силой взмахнул топором. Ослепительно вспыхнула молния, загремел гром, и чудовище подалось назад, шипя от боли еще громче. Змей попытался подобраться к громовичу снизу — ползком по склону кургана, но новый громовой удар заставил его отступить. Тогда дракон окружил курган своим телом и стал сжимать кольцо, вползая все выше. И тут целый град ударов обрушился на его туловище. Неуязвимая до тех пор чешуя трескалась, темная кровь забила фонтаном из ран.

Но вдруг насыпь кургана, стиснутая телом змея и подрытая его когтями, стала разваливаться. Ратмир зашатался, теряя равновесие. Этого дракону было достаточно, чтобы схватить зубами рукоять его оружия. Миг — грозный топор отлетел далеко в степь, а над безоружным Ратмиром нависла разинутая пасть, полная одинаковых острых зубов. Громович со смехом раскинул руки — и над его плечами выросли сияющие золотые крылья. Огненной стрелой взмыл он в ночное небо — и вот уже не крылатый воин, не стрела несется среди звезд — огненный змей, в горящей чешуе цвета червонного золота, с золотыми орлиными крыльями.

Злобно шипя, Змей Глубин пополз обратно в море. Но из пасти громовича-змея били молнии, и там, где они попадали в море, вода вскипала, и фонтаны змеиной крови вырывались из-под нее. Тут из бурлящих волн встал огромный смерч. Не смерч — тело змея! Вот его голова закрыла диск луны, вот показался среди волн конец толстого хвоста. С громовым ревом огненный дракон устремился на водяного, осыпая его молниями. От их вспышек стало светло, как днем. Обгорелая чешуя кусками отваливалась с тела морского чудовища. Рев одного дракона и шипение другого слились в один страшный непереносимый звук. Вот змей-Ратмир всеми когтями и зубами впился в тело Змея Глубин, но тот успел порвать ему зубами крыло и вцепиться в бок. С оглушительным грохотом оба змея упали на курган, разворотив его до основания. Осела пыль. Среди глыб развороченной земли, рядом с огромным телом змея, лежал весь в крови Ратмир. Со стороны степи послышался конский топот. Что-то светящееся приближалось к кургану. То был конь — белый, золотогривый. Вот он лег рядом с громовичем, тот из последних сил взобрался ему на спину — и конь, развернув широкие крылья, понесся в небо с мертвым седоком. Как только они скрылись среди звезд, земля расселась и поглотила останки змея. Только развороченный курган да опустошенный городок напоминали теперь о страшных событиях этого летнего вечера и ночи.