Воин султана - [53]

Но даже если это было так, и, как предсказывал Клюни, Зайдан рано или поздно выдаст себя, оставалось только ждать. Он не мог обратиться к Исмаилу и предупредить его об измене сына, потому что даже менее подозрительный монарх, чем Исмаил, приписал бы это зависти. В данный момент звезда Зайдана стояла высоко, и они ничего не могли предпринять против него, так как обратили бы гнев хозяев прежде всего на себя. Даже посылать Сола в Сус, Тарудант или Агадир — порт, пользовавшийся славой пиратского гнезда — было опасно. Сол, человек горячий, мог попытаться нанести удар раньше времени, что позволило бы врагу снова ускользнуть от них.

К счастью, и дома было чем заняться. При всей своей покорности закону Пророка, Азиза была подвержена естественной человеческой ревности. Наложницы из кадема в ее глазах значили мало. Но ей оказалось нелегко должным образом примириться с соответствующим указанием Корана и принять другую жену в доме, где до сих пор властвовала она одна. Конечно, Азиза по-прежнему оставалась старшей — первой женой — и должна будет оставаться ею, если только Дик не решит развестись с ней простым мусульманским способом, указав на нее и произнеся единственное слово развода: «Таллак!» Тем не менее, появление Зобейды ее возмутило, а скрывать свое возмущение — не в природе мусульманской женщины. Так что дни несколько оживлялись перебранками и скандалами, и в течение нескольких месяцев Дик не скучал, несмотря на медлительный ход времени.

Миновало короткое лето, пришла и проскользнула осень, и спокойствие стало становиться напряженным. Хотя Дик с пристальным вниманием следил за всеми сообщениями с юга, пытаясь уловить, когда Зайдан снова примется за свои фокусы, не было и намека на что-либо подобное.

Но Клюни говорил не просто так, и Дик прекрасно это понимал. И то, чего Гленгарри не сказал вслух, было не менее важно. Например, с течением времени стало ясно, что Абдаллах очень опасается за себя и не прочь бы при малейшей опасности поставить Дика во главе карательных сил. Другим признаком глубинных течений, шевелящихся под сонной, спокойной с виду поверхностью придворной жизни, было растущее напряжение в Дар эль-Махзене. Почти неуловимо образовывались кланы. Два старших брата Абдаллаха — если только они действительно были старшими — Ахмад эд-Дахеби из касбы Тадла, и Абд эль-Малик из Уэззана, прибыли из своих отдаленных районов, а младший брат, Мохаммед — из Уджды. Цель их визита состояла якобы в том, чтобы посовещаться о делах государства, но Дик замечал, что в их халифатах все спокойно. От его внимания также не ускользнуло то, что за последний год Исмаил сильно состарился. В свете всего этого султан был вынужден по-новому взглянуть на происходящее. Он знал, что Зайдан считает себя одним из первых претендентов на наследование, хотя его истинное положение представлялось неясным.

Возможно, эта самая неясность и повлияла на его назначение в Сус. Исмаил мог почувствовать нависшую над ним угрозу и применить хитрость, отправив опасного сына подальше, откуда тот не смог бы быстро добраться до Мекнеса, и одновременно дав ему возможность провоцировать беспорядки, чтобы выдать себя. Как бы то ни было, остальные наследники проводили зиму во дворце, и Дик, изучив их, остался недоволен. Он любил Азизу, но сомневался, что ее отец Абдаллах способен стать сильным правителем, хотя, несомненно, принадлежал к лагерю султана. Мохаммед, самый младший, был тихим, робким, уклончивым — Дик решил, что он почти дурак, хотя пришло время, и он стал самым просвещенным правителем Марокко из всех известных за много столетий. Двое других, Ахмад эд-Дахеби и Абд эль-Малик, представляли наиболее серьезную опасность. Это были люди сильные, злонравные и коварные, и каждый имел силы, на которые мог положиться.

Первое известие о том, что на юге неладно, пришло, когда каид Аит Бибавана подвергся нападению на дороге в Мекнес и был убит вместе со своими приближенными возле Уэд Зема. Дело приписали бандитам, и Дика быстро послали туда с карательными целями.

Он отправился, чувствуя, что дело пахнет плоховато, и в Уэд Зем узнал, что влияние каида было гораздо сильнее, чем докладывали в столице. Более того, обшарив местность и допросив многих, Дик не смог найти никаких следов человека, совершившего нападение, а, будучи достаточно хорошо знакомым с нравами мавров, понимал, что если здесь замешан кто-то из местных, обязательно найдутся желающие донести на него.

Озадаченный, Дик поехал к Аит Бибаван, начиная пропитываться подозрением. Прибыв на место, он убедился в том, что не заблуждался. Кади Аит Бибаван был вне себя от страха, опасаясь гнева султана, и в касбе царила паника. По его словам, покойный каид ехал в Мекнес с обычной данью. Но дань была не самым главным, — он вез известие, как туманно сказал кади.

— Возможно, это было известие, — не спеша сказал Дик, — о беспорядках в Сусе и о некоем сиди, которого нельзя называть?

Кади вытаращил глаза.

— Ты знаешь?

Дик, изо всех сил изображая безразличие, шумно отхлебнул чая.

— Мы же не дураки! Впрочем, это неважно.

Кади поперхнулся.