Воин-любовник - [38]

У Мег дрожали руки и ноги, подгибались колени, кружилась голова, и она, чтобы устоять, все плотней прижималась к нему, просто и доверчиво.

Джейку передавалась ее дрожь, закипала кровь, когда она всей тяжестью повисала на нем. Они почти слились воедино, и ближе он мог стать, только избавившись от сковывающих их одежд. От желания его тело задеревенело.

Страсть тянула его все глубже во мрак тревожного бесконечного туннеля. Что-то будоражило самый отдаленный угол его сознания, звало из долгих лет, в течение которых он избегал женщин. Ему не хотелось подыскивать этому название, все его внимание было приковано к ее мягким бедрам, к которым он прижимался своей отвердевшей плотью.

Из горла Мег вырвался нежный всхлип. Не от страха, а от переполнявших ее ощущений, которые она открыла в себе впервые в жизни. Боже праведный, наверное, и он чувствует то же!

А может, им надо бояться друг друга?

И в самом деле, что он делает? С чужой женщиной, из чужой культуры, в столь неподходящем месте и в столь неподходящее время!

«Если вы попытаетесь найти иной способ получить от меня эти мечи, вы даром теряете время. Я оставлю в силе нашу изначальную договоренность».

Она не просто ставит под удар его честь, она ставит ее под сомнение.

Джейк оторвал свои губы от ее мягкого, послушного рта. Сжав ее руки, он отодвинулся от нее. Она часто моргала и выглядела растерянной… словно только что проснулась в чужой постели. Он представил ее обнаженной, лежащей на смятых простынях, и этот образ отозвался болью в его напряженном от возбуждения теле.

Влага ее поцелуя еще блестела на его губах. Она выглядела потерянной, ее невинность оказалась спрятанной под покровом первой настоящей страсти. Но его не обманешь. Кого-кого, а Меган никак нельзя назвать беспомощной. Это самая волевая женщина из тех, кто встречался ему на пути. Она способна резать личность мужчины, как масло, и намазывать на тосты к чаю.

– Знайте, – процедил он сквозь зубы, с трудом восстанавливая дыхание. – Мысль о том, чтобы добыть мечи другим способом, кроме оговоренного нашим соглашением, даже не приходила мне в голову.

Он ушел, глубоко вдавливая каблуки в песок. Схватив фрак, выбежал из сада, пока желание снова не взяло верх над ним и не заставило совершить безрассудство.

Все еще сотрясаемая дрожью, Мег стояла неподвижно, не в силах разобраться в своих мыслях, которые путались в ее голове от стыда и смущения.

Джейк бежал по лестнице, перескакивая сразу через несколько ступенек. На щеках играли желваки. Этот поцелуй сейчас представлялся ему самым идиотским поступком, который он когда-либо совершал в своей жизни.

Еще несколько минут назад ему хотелось поскорее покончить со своими обязанностями телохранителя, но теперь он понимал, что не сможет выйти из этого дома таким же, каким вошел сюда. Воспоминания о сладком, полном безудержной страсти поцелуе уже никогда не покинут его.

Но он создал себе еще одну проблему, которую надо было немедленно решить. Из-за сбежавшей игуаны он оказался в долгу перед Меган.

Его воспитание основывалось, на принципе возврата гири, или долга. Японцам прививают особое отношение к долгу, которое за многие поколения превратилось почти в навязчивую идею: нельзя ни перед кем оставаться в долгу, чувствовать себя обязанным – даже получая подарок, надо чем-то расплатиться с дарителем. Человека, который пренебрегает законом гири, презирают, считают ничтожеством. Джейк несет и будет нести на себе тяжкое бремя должника, пока не вернет мечи в семью и не восстановит свою честь.

Дух самураев станет ему поддержкой, чтобы не опозорить своих учителей, не навлечь еще большего позора на себя.

Оказавшись у спальни Акиры, Джейк постучал в дверь. Получив разрешение войти, он стремительно влетел в комнату.

Акира сидел на полу на бордовой циновке, подогнув колени и опираясь на пятки. Перед ним были разложены листы бумаги, чашечки с краской и кисти. Тут же стояла и снятая со стола керосиновая лампа. В свободнее время Акира занимался каллиграфией сёдо, что дословно переводится как «путь чернил». В красивом написании иероглифов тренировались все самурайские воины – таким образом они достигали внутренней гармонии.

– Необработанные самоцветы не блестят, Такеру-сан, – негромко проговорил Акира, твердой рукой нанося черными чернилами на бумагу штрихи, образующие изящные буквы.

Замечание заставило Джейка вспыхнуть. Акира, конечно, был прав. Если он, Джейк, действительно хочет достичь состояния фудосин, этой основы духовного спокойствия, то нельзя позволять себе впадать в ярость, тем более влетать в комнату, как бешеный бык.

За последние годы он многое постиг, фудосин становился для него все ближе и ближе. Но теперь все рушится под ним и вокруг него. Стоит только этой золотоволосой девчонке оказаться рядом, как он попадал в плен гнева или вожделения. Самодисциплина – вот ключ к успеху, вот способ оттереть ржавчину с души и тела, заставить ее сверкать, как острое лезвие меча.

– Мои глубочайшие извинения, Акира-сан, за то, что потревожил тебя, – сказал Джейк, неловко поклонившись. – Я ищу большой сундук. Дворецкий сказал, что его поставили в твоей комнате.