Воин Лемурии - [17]

Спустя несколько часов Тонгор проснулся свежим и хорошо отдохнувшим. Подойдя к двери камеры, он начал звать тюремщика и сопровождал свои призывы отборнейшей бранью до тех пор, пока в коридоре не послышались шаркающие шаги охранника, решившего наконец узнать, что означает поднятый заключенным шум. Увидев в руке Тонгора монеты, он перестал ворчать и принес узнику малоаппетитной снеди. Северянин уже запамятовал, когда ел в последний раз и, чувствуя, что в животе его пусто, как в опорожненной фляге, быстро разделался с грубой пищей. Вору, пирату и наемнику не пристало быть привередливым в еде, и валькар мог есть что угодно, где угодно и в каких угодно условиях.

Несколько позже в камеру вошла охрана, получившая приказ отвести Тонгора к трону Дракона Фала Турида. Это были люди даотара Баранда Тона, среди которых, увы, не оказалось старых товарищей Тонгора, знавших его во времена, когда и сам он носил красные с черным одежды Турдиса. Напрасно, вглядываясь в их лица, валькар пытался отыскать тех, с кем вместе, в свободное от дежурств время, пил пиво и ел приготовленные на вертеле окорока, которыми славилась таверна «Обнаженный меч». На этот раз ему не повезло.

Пришедшие сняли с Тонгора кандалы и вывели из темницы.

— Скажите-ка, а Элд Турмис из Зангабала все еще в гвардии? — поинтересовался северянин, шагая между воинами.

— Нам запрещено болтать с пленниками, — резко ответил молодой хмурый отар.

— Боги! Я и не думал, сотник, нарушить распоряжение вашего начальства, — улыбнулся ему Тонгор. — Но если кто-нибудь знает Элда Турмиса, пусть передаст ему, что старинный приятель, Тонгор из клана валькаров, приветствует его. Вы окажете эту маленькую услугу обреченному на смерть человеку?

Ему никто не ответил, и Тонгор невесело усмехнулся. Наверно, он зря старается — надеяться ему не на что. Однако лучше уж сделать все возможное для спасения и обмануться в ожиданиях, чем признать себя побежденным без борьбы.

Шагая между бдительными охранниками, валькар преодолел последние ступени дворцовой лестницы и очутился в тронном зале. Сводчатый потолок огромного квадратного помещения уходил далеко вверх. Пол выстилали мраморные плиты черного и красного цвета. Городская знать, разряженная в яркие одежды, толпилась вокруг расположенного в центре зала трона, стоящего на небольшом возвышении. Подойдя к нему в сопровождении своей охраны, Тонгор вызывающе выпрямился и гордо взглянул в лицо владыки Турдиса.

Фал Турид не отличался ни высоким ростом, ни величественным обликом, но торжественно приподнятый над полом трон и бравый вид окружавших его воинов скрадывали природную незначительность сарка. На нем сверкала толстая золотая кираса великолепной работы, а орнамент из искусно оправленных в драгоценный металл самоцветов украшал сделанную из тисненой кожи перевязь для меча. Накинутый на плечи плащ из алого вельвета частично прикрывал обнаженные руки и голени сарка. Голову его венчала золотая корона, изображавшая дракона с расправленными крыльями. Глаза дракона, сделанные из рубинов, благодаря игре света казались живыми. И все же прекрасная эта корона не могла скрыть нездоровую желтизну лица и бледность губ сарка, так же как пояс из серебряных дисков был не в состоянии исправить его выпирающий живот.

Одеяние Фала Турида дополняли украшенный золотом и драгоценными камнями меч на левом бедре и полускрытый алыми ножнами кинжал — на правом.

На кого-то, возможно, роскошный наряд и надменное выражение лица сарка могли произвести должное впечатление, но только не на Тонгора. От него не укрылся тусклый взгляд, обвисшие щеки, мешки под глазами, глубокие морщины и прочие свидетельства жестокости и нездоровья Фала Турида. Это было лицо человека, знавшего лишь одну страсть, одну слабость, одно стремление, одну любовь — любовь к власти.

Трон сарка, вырезанный из глыбы черного моммурского мрамора, имел форму дракона с распростертыми крыльями. Взметнувшаяся на длинной шее голова чудовища нависала над сидящим, подобно балдахину. Два огромных изумруда заменяли дракону глаза, а волнистые рога блистали позолотой.

— Вот этот человек!

Слова эти принадлежали не сарку, впившемуся в Тонгора прищуренными холодными глазами. Их произнес человек, стоящий подле трона, — придворный алхимик и мудрец Оолим Фон.

Он был невероятно стар. С годами его кожа приобрела мертвенно-белый оттенок, а лицо избороздило множество морщин. Потерявшие выразительность глаза запали, он давно облысел, но длинная серебристая борода спускалась чуть ли не до пояса. Груз прожитых лет согнул его костлявую фигуру, закутанную в мантию, на которой вышитые золотой нитью сверкали магические символы. Алхимик обеими руками опирался на длинный сучковатый жезл из красного дерева и не сводил глаз с рослого варвара.

Взглянув на старика, Тонгор почувствовал непреодолимое отвращение, вызванное не видом впавших щек, безжизненных, тусклых глаз, похожих на когти пальцев, а какой-то зловещей аурой, появившейся, вероятно, вследствие противоестественно долгой жизни. Аурой невидимой и все же ощущаемой северянином как некое недоступное обонянию зловоние.