Воин - [392]

Александр жадно внимал магу и в его глазах загорались демонические огоньки. Царь дрожал от возбуждения. Таис, скрывая усмешку, наблюдала за македонским Ахиллом.

— …Настанет век великого, мудрого льва, переступающего через пропасть человеческого несовершенства. Он отметет когтистой лапой людской тлен. Исчезнут слабые и мир, покоренный мудростью, заполнят сильные люди. И порукой тому будет очищающий огонь, что вспыхнет на обломках мишурного величия. Он воспылает, когда сильный поймет суету этого мира и отречется от него ради мира грядущего. И говорящий орел сядет на его локоть, а говорящий лев ляжет у его ног. И тогда падут все царства, расположенные на севере, востоке, юге и западе. И весь мир склонится перед волей сильного. Ты внимаешь мне, царь?

Александр вздрогнул.

— Да, — ответил он поспешно. — Когда же придет время сильного?

— Когда человек отрешится от низменных мыслей о богатстве, славе, чувственной любви, бессмысленной мести. Когда он поймет, что золото, острая сталь, плотские успехи — ничто в сравнении с великой целью. Когда он, узрев эту цель, обретет право сказать: я сильный! Я мудрый!

— А что это за цель?

— Мир. Сильный должен владычествовать над миром. Он должен овладеть им и наполнить его светом, ослепительным огнем Ахурамазды. И тогда он обретет волю, подобно которой не имели самые могущественные боги. Ведь только владычествующий над миром вправе обладать подобной волей. Волей сильного. Волей мудрого. Так учил Заратустра.

— Ты хочешь, чтобы я покорил мир?

— Мало покорить. Поставленный на колени поднимется вспять. Нужно наполнить мир мудростью, испускающей силу. Нужно изменить человека, подчинить его своей мудрой и сильной воле, и высокой цели добра. Необходимо заставить его преисполниться благоговением перед этой целью. И тогда великий, что обрел силу, первым воцарится над совершенным миром. В этот день вернется на землю Спитама — Заратустра. Я все сказал, царь!

Александр провел рукой по вьющимся, свободно падающим на лоб волосам, словно пытаясь обрести стройность мыслей.

— Ты мудр, маг. Я хочу, чтобы ты присоединился к моему войску. Тебе будет оказан надлежащий почет.

— Это невозможно, царь, — ответил жрец. — Я могу стать устами лишь сильного.

— А я по-твоему слаб?

— Пока да.

Александр бросил на парса высокомерный взгляд.

— Через три дня мое войско пойдет в Мидию. А дальше будут Гиркания, Ария, Согдиана, Бактрия. Тебе мало этого, маг?

— Это много для первого мага Персы, но недостаточно для ученика Заратустры. Ведь еще есть Индия, Карфаген, Ливия, Иберия, страны этрусков, самнитов, латинян и галлов. А кроме того есть скифы, геты, гунны, германцы, кельты, пикты.

— Я покорю и их!

— Вот тогда ты напомнишь мне о своем предложении и я склонюсь перед царем мира. И тогда придет Заратустра.

Александр вдавил побелевшие пальцы в виски.

— Бред! Ты сумасшедший, маг! У меня ужасно болит голова. Я устал. Прости, маг, но я оставлю тебя.

— Как будет угодно царю. Я провожу вас до ворот храма.

Хозяин, держа в руке посох, первым оставил свое убогое жилище. Александр и Таис вышли следом за ним. Они вновь прошествовали через храм, причем маг и афинянка спрятали оскверняющие дыханием священный огонь уста за тканью, а Александр совершенно забыл об этом. Он шел мимо алтаря, широко открыв невидящие глаза. Храмовые служки с негодованием смотрели на него.

Перед тем, как покинуть святилище Таис поклонилась священному огню, после чего бросила быстрый, почти неуловимый взгляд на мага. В ее зрачках плясали золотистые искорки, точно такие же заполняли глаза ученика Заратустры. Провожая гетеру за ворота, жрец незаметно коснулся рукой ее спины и крикнул вслед Александру:

— Помни, царь! Сила и мудрость. Лишь они знаменуют приход царства добра. Сила и…

И медные створки сомкнулись.

* * *

Пир был назначен в Тронном зале.

Подобно ападане этот зал поражал своей грандиозностью. Его монолитные стены были сложены из обожженного на солнце кирпича, покрытого поверх плотной, цвета выгоревшей травы штукатуркой. Впрочем, серо-зеленоватый оттенок можно было заметить наверху, у самых балок, так как ниже все было сплошь завешано коврами и плотными занавесями. Свод зала, сооруженный из мрамора, кедра и покрытой золотом бронзы был столь массивен, что для поддержания его строителям пришлось установить сто громадных колонн, отчего помещение стало похоже на диковинный каменный лес со сросшейся золотистой кроной. Посреди на высоком семиступенчатом пьедестале возвышался царский трон. В былые времена на нем восседали парсийские цари. Окруженные разодетыми вельможами и телохранителями, они принимали здесь сатрапов и иноземных послов. И не было зрелища более восхитительного, но ему уже не суждено было повториться.

Вернувшись из храма, Александр повелел освободить пьедестал. Трон был сброшен вниз и перетащен в казнохранилище, где юркие казначеи-эллины вели подсчет захваченных богатств. На его месте дворцовые слуги установили стол, за которым должны были пировать царь и его ближайшие друзья. Вокруг разместились множество других столов, предназначенных для гетайров, военачальников, а также парсийских вельмож, примкнувших к победителю. Столы были заставлены драгоценной утварью, исключительно золотой. Александр приказал Птолемею передать новоиспеченному начальнику дворца, что прикажет распять его, если обнаружит на столе хотя бы один серебряный кубок. Тысяча гостей — ровно столько пожелал видеть царь в день своего величия. И слуги водрузили на столы тысячу золотых кубков, две тысячи золотых блюд и немалое число кувшинов и сосудов для омовения рук, сделанных из того же драгоценного металла. Богатство Парсы было поистине неисчислимо.