Воин из-за круга - [8]

– Отец, это очень трогательно. Я напишу об этом балладу.

– Твое счастье – или несчастье – в том, что ты вырос в богатстве и беспечности. Ты не знаешь, что такое нищета.

– Спаси меня Единый! Ложка тоже особенная?

– Этой ложкой, которой, как ты изволил выразиться, едят хамы, ели мы в детстве – одной ложкой, по очереди. Другой ложки у нас не было. Тебе не мешало бы недельку-другую поесть такой.

– Отец, я… – Ди Марону-младшему почему-то больше не хотелось ерничать. – Прости меня. Я все понял. Я был не прав.

– Это хорошо, что ты понял. Я храню эту ложку и этого солдатика всю свою жизнь, чтобы не забывать о том, откуда я, как я жил в детстве, и память о прошлом помогает мне ценить то, что я имею сейчас. Ты не испытал нищеты и голода; я, слава Единому, об этом позаботился. Однако это не извиняет твоего легкомыслия и твоего щенячьего фанфаронства, – банкир достал из кошеля на поясе свиток со злополучной поэмой, подошел к камину, затопленному на ночь. – Сам бросишь ее в огонь или мне позволишь?

– Сам, – юноша проглотил ком в горле, шагнул к отцу, взял свиток.

Пергамент корчился на горящих в камине дровах, и сердце ди Марона-младшего наполнила грусть – поэма и впрямь была хороша. Голос отца, стоявшего за спиной, потерял металлические нотки; теперь отец говорил с болью и нежностью.

– Я хочу тебе счастья, сынок. Единый дал мне только одного сына, хотя мы с женой хотели много детей. В тебе моя надежда. Я стар, скоро Единый заберет меня, и все достанется тебе. Твое беспутство и твоя бесшабашность пугают меня. Поэтому я намерен тебя женить. Не возражай, все уже решено.

– Женить? – спросил юноша, не отрывая взгляда от догорающего свитка. – На ком?

– На хорошей девушке. Не сомневайся, она тебе понравится. Я нашел тебе лучшую девушку из всех. Скоро вы встретитесь. А до тех пор прошу об одном – никаких сочинений об императоре, никаких пьяных выходок и похождений по притонам. Ты позоришь меня, Уэр. Ты позоришь свою мать. Подумай об этом, сын. Пора становиться взрослым и заняться настоящим делом…

Теперь, стоя на пороге амбара, связанный сыновьями трактирщика, Уэр ди Марон вспомнил этот разговор. Конечно, отец тогда был прав. А он просто идиот. И вся надежда теперь – этот незнакомый ему старик. Кто он, вордланы его забери?

– Меня зовут Ферран ди Брай, – сказал старик, будто угадав мысли и юноши, и трактирщика Иола. – Что здесь происходит?

– Этот негодяй пытался обесчестить мою дочь, – заявил Йол, сделав шаг к старику и уперев руки в бока. – А тебе-то что, старче?

– Просто спросил, – отвечал старик. – Разве нельзя просто спросить?

– Это наши семейные дела, – Йол ухмыльнулся. – Так что иди в свою комнату и ложись спать, приятель. Мы без тебя разберемся.

– Добрый местьер, прошу тебя, помоги мне! – неожиданно для самого себя завопил ди Марон, падая в пыль на колени. – Они же изувечат меня, эти вепри! Во имя Единого!

– Сам виноват, – сказал старик. – Нечего было соблазнять эту девушку.

– Девушку? – Ди Марон не удержался от презрительного смешка. – Эта девица так ухватила меня за мой корень, что чуть не оторвала его. А что она выделывала языком!

– Заткнись, подлец! – Йол, оскорбленный то ли словами поэта, то ли правдой о поведении своей дочки, влепил ди Марону такую оплеуху, что юноша свалился в пыль. – Убью, мерзкая крыса!

– Погоди, – мягко сказал старик, шагнув к Иолу, занесшему руку для нового удара. – Не бей парня. Он всего лишь не может удерживать свой член в штанах. Невелик грех.

– Э, старче, это не грех. Это преступление. Законы божественного Ведды знаешь? Дело-то пахнет битьем кнутом, тюремным заключением и большим штрафом.

– И ты думаешь, судейские с тобой поделятся? – не без иронии спросил старик.

– Треть штрафа полагается мне.

– А я думаю, что ты лукавишь, приятель. Ты хочешь для острастки подержать парня в погребе, а потом взять с него отступные. Так ведь?

– Что ты за, мать твою, отгадчик такой? – Йол был поражен и не без труда скрыл свое изумление. – Хочешь сказать, что все на свете знаешь?

– Не все, но многое. Просто хочу предложить тебе кое-что.

– Да? – Йол оглядел странного гостя. – Ты у нас посланник неба, спасающий заблудшие души, да?

– Скорее, наоборот. Итак?

– Стен, Брен, Арним, гляньте-ка на этого парня! – Йол хохотнул, потом вперился в старика тяжелым взглядом. – Ну, давай, валяй, назови свою цену. Может, я и отпущу этого засранца, если меня устроит плата.

– Скажи сначала, сколько ты хочешь.

– Я-то? – Йол колебался всего секунду. – Две тысячи галарнов.

– Хорошо, – просто сказал старик. – Ты их получишь.

– Разрази меня гром! – воскликнул ди Марон, изумление которого было не меньше, чем шок, охвативший трактирщика и его сыновей. – Старому бродяге подают куда лучше, чем поэту, не жалеющему ни чернил, ни глотки. Это сто золотых, таких денег в этой части города никогда не видели! Я твой должник, дед! Эй, сявки безмозглые, развяжите меня немедленно!

– Погодь, голубок, ишь какой быстрый! – Толстяк шагнул к старику, испытующе заглянул ему в глаза. – Я что-то пока не понял, что к чему. Ты, почтенный, видать какой-нибудь граф переодетый, коли хочешь заплатить эдакие деньжищи за такого прощелыгу. А может, ты пошутковать надумал, так я не охотник до шуток, клянусь задницей Харумиса!