Воин из снов - [23]

Чего он не предусмотрел, так это того, что во сне Онерои смогут направлять эмоции спящего по определенному руслу. И что некоторые из них слишком увлекутся этим занятием, поскольку отныне для них это станет единственным способом почувствовать что-то помимо пустоты.

Так появились Скоти. Онероям пришлось следить за поддержанием порядка, уничтожая своих собратьев, чтобы не пострадать снова по воле Зевса.

Являясь частью этого порочного круга, Джерико причинил Лете даже больше вреда, чем Онерои и Долофони — ему. Они всего лишь убивали его. Он же забрал у Леты тех, кого она больше всех любила.

Мужа и дочь.

Ее отчаянные крики все еще эхом отзывались в его памяти. Она кричала пока не охрипла, и он не мог ее винить за это. Не выразить словами, что они у нее отняли.

Возможно, в конце концов, прошедшие столетия были оправданны. Нельзя простить то, что они сотворили с ней. Самое меньшее, что он мог сделать — это дать ей знать, что спас ее дочь. Но все произошло слишком быстро, и ему не хватило времени. Не говоря уже о том, что если бы кто-нибудь узнал о его поступке, Дельфину сразу убили бы.

И вот она здесь… живая. Потому что он спрятал ее и никогда никому даже словом не обмолвился об этом.

Джейден прав. Его страдания не были напрасны. Она выросла настоящей красавицей.

Положив ладонь на ее теплую щеку, он всмотрелся в ее расслабленное лицо. Она так походила на свою мать, и все же отличалась от нее. Белокурые волосы смягчали ее черты, делали их соблазнительными.

Ее кожа оказалась такой нежной на ощупь, что у него участился пульс. Он так долго не прикасался к женщине!

Его рука переместилась от щеки к волосам. Что-то внутри него так жаждало ее поцелуя, что он даже не понял, как ему удалось сдержаться. Возможно, потому что она казалась такой умиротворенной.

Видела ли она сны?

Что снилось Онероям? Его сны обычно наполняли битвы. Насколько ему помнилось, в царстве снов он никогда не обретал мира. Он был бессмертным богом, суровым и безжалостным. И его сны отражали окружавшую его действительность.

Став человеком, он вообще перестал видеть сны, так как ночью превращался в труп. Нет, не правда, он грезил, пока находился в сознании. И в этих грезах он устремлялся в спокойные местечки. Тихий берег. Хижина в лесу. Уединенный храм в пустыне. Изолированные от всего мира пристанища, где никто не мог заставить его чувствовать себя мелким или ничтожным. Где никто не мог убить его или причинить боль.

Где он обретал свои прежние силы, и никто не смел его тронуть…

В конце концов, теперь он нашел свой приют. У него есть власть. Он обрел достоинство. Более того, в его кровати лежит красивая женщина…

Та самая, которая стоила ему всего.

За это он ее ненавидел. Она выросла, не зная, что за ее жизнь заплачено таким количеством страданий.

Желая причинить боль, он сжал руку в ее волосах, в душе понимая, что все случившееся — не ее вина. Она была невинным ребенком.

Разрушить свою жизнь было его собственным решением. Он мог бы убить ее, как приказывал Зевс, и все было бы прекрасно.

Для него.

— Стоила ли ты моей жертвы? — прошептал он.

Веки Дельфины затрепетали, и ее глаза открылись, когда его слова проникли в ее сознание. Увидев его, она подскочила с громким звуком удушья. Он попытался убрать руку, но пальцы запутались в волосах. Она взвизгнула, когда из-за ее рывка они натянулись.

— Прости, — сказал он и задался вопросом, почему это беспокоит его, если она сама причинила себе боль.

— Что ты делал?

— Ничего.

Дельфина насупилась в ответ на его недовольный, раздраженный тон. Своим поведением он напомнил ей ребенка, которого застукали в тот момент, когда он засунул руку в банку с печеньем…

— Куда ты постоянно исчезаешь?

— Я ходил к Деймосу.

Она села, дрожа от волнения:

— Ты видел М’Адока? Он жив?

Столь очевидные беспокойство и забота, которые она проявила по отношению к верховному богу сновидений, вызвали у Джерико вспышку ревности. Не М’Адок пожертвовал собой ради нее.

— Нет, я его не видел.

Ее подавленный вид не принес ему чувства удовлетворения.

— Деймос в порядке?

Это был спорный вопрос. Лично он всегда считал, что с этим богом не все в порядке, но это отдельная тема.

— Я видал его и в лучшей форме. Тем не менее, он жив, хотя Нуар здорово его отделал.

— Представляю, как это осчастливило тебя.

— Нет, — честно признал он. — Несмотря на тот факт, что я хотел бы лично свести с ним счеты, мне не нравится видеть кого-то замученным.

— Как, например, Прометея?

— Зачем ты провоцируешь меня? — зарычал он.

Его вопрос привел Дельфину в замешательство. Если честно, она не знала. На самом деле, доставать людей было совсем несвойственно ее натуре. Тем не менее, когда он оказывался рядом, ей хотелось ударить по его самому уязвимому месту. Как же это на нее не похоже.

— Ты меня раздражаешь.

— Я раздражаю тебя?

Она кивнула:

— Ты обладаешь могуществом, чтобы спасти людей, но собираешься сражаться на стороне Нуара. Это меня возмущает.

Он фыркнул:

— Назови мне хоть одну реальную, действенную причину сражаться за бога, который уже показал, как мало он ценит и уважает меня. За весь пантеон, который нападал на меня тысячелетиями.