Воин без имени - [43]

Прохожий, коротко мое слово,

Остановись и прочти эти руны.

Эта мрачная плита покрывает красивую женщину.

Ее имя было Юхиза.

Она была моим светом и единственной любовью.

Она желала того же, что и я,

Избегала того же, что и я.

Хорошей была она, чистой, верной, разумной.

Ее поступь была благородной, а речь доброй.

Прохожий, я закончил.

Ступай.

Я отправился дальше, как и было приказано. Однако долго потом размышлял над этой эпитафией. В ней не было упоминания о Боге, Вотане или Иисусе, никаких сравнений покойной с ангелами или елейных сантиментов вроде «покойся с миром», там не содержалось также никаких просьб, чтобы языческие Manes[38] защитили могилу от осквернения. Вдовец, вырезавший эту примитивную мемориальную доску, явно не был христианином (ни католиком, ни арианином) и, похоже, вообще не верил ни в каких богов. Без сомнения, он был варваром и кочевником, и, разумеется, цивилизованные люди относились к нему как к грубому чужеземцу. Но, создавая это свидетельство любви и скорби — в искренних, простых словах не было ничего напыщенного или вычурного, — он продемонстрировал чистое и глубокое чувство, подлинную нежность. Уверен, любая женщина, а я говорю сейчас от имени женщины, даже христианка, даже самая знатная римская христианка, вместо того чтобы удостоиться после смерти грандиозного мраморного монумента и льстивых ханжеских пошлостей, предпочла бы упокоиться под простой деревянной плитой, на которой любящая рука вырезала искренние слова: «Ее поступь была благородной, а речь доброй».

Мои скитания длились не одну неделю, прежде чем я набрел на первое живое человеческое существо в Храу Албос. Это случилось на исходе одного снежного дня. К тому времени я уже исхудал, умирал от голода, жажды и еле двигался от холода. Поскольку день уже клонился к вечеру, а в лесу рано темнело, я предпринимал отчаянные попытки отыскать какой-нибудь источник воды, ибо у меня во рту с утра и маковой росинки не было. Я также надеялся обнаружить поблизости нору какого-нибудь впавшего в спячку животного и, завернувшись в свою овечью шкуру, там переночевать. Внезапно juika-bloth слегка встрепенулся у меня на плече и привлек мое внимание. Я поднял голову, прищурился, поскольку в лицо мне летел снег, и увидел впереди красноватый огонек.

Я осторожно подошел поближе и увидел возле скромного костра чью-то сгорбленную фигуру. С величайшей осторожностью я потихоньку обошел незнакомца и незаметно подкрался к нему со спины. Единственное, что я смог разобрать: это был человек с огромной всклокоченной седой шевелюрой, потому что все остальное было закутано в тяжелый мех. Скорее всего, решил я, это мужчина, но поблизости не было ни привязанного коня, ни костров, ни каких-либо следов других людей. «Вряд ли какой-нибудь алеманн, — размышлял я, — станет бродить по Храу Албос один и без коня». Я стоял и дрожал на ледяном ветру, прикидывая, стоит ли мне обнаружить свое присутствие или лучше повернуться и уйти подобру-поздорову. И тут вдруг сгорбленный человек произнес, не поворачивая головы и не повышая голоса:

— Galithans faúr nehu. Jau anagimis hirjith and fon uh thrafstjan thusis.

Это был грубый голос мужчины, и говорил он на старом языке с акцентом, мне незнакомым, но я смог легко понять, что он сказал:

— Ты пришел сюда. Ты можешь подойти к костру и согреться.

Собрав все свое мужество, я приблизился к незнакомцу, проделав это медленно и молча. А вдруг это какой-нибудь лесной skohl с глазами на затылке? Разумеется, я вполне мог незаметно отойти и убраться прочь, но языки костра плясали так весело, что предложение погреться оказалось слишком сильным искушением. Я бочком обошел незнакомца, присел на корточки, подвинулся поближе к огню и робко поинтересовался:

— Откуда ты узнал, что я здесь?

— Иисусе! — с отвращением воскликнул мужчина. Я впервые услышал, как имя Господа используют в качестве бранного слова. — Ты глупый мальчишка! Да я знаю по крайней мере уже неделю, что ты тащишься позади меня.

Если передо мной и вправду был skohl, наделенный чудесными способностями, то, во всяком случае, выглядел он как простой смертный: лохматые волосы и длинная борода. Он был далеко не молодым человеком — однако вовсе не немощным, а крепким, словно добрая кожа, которая со временем становится гибкой и мягкой. Несмотря на лохматые волосы, мне удалось рассмотреть, что незнакомец выглядел сильно загорелым. Его глаза не были тусклыми или слезящимися, но внимательными и пронзительно-синими. Казалось, у него до сих пор сохранились все зубы, причем они были не желтыми, а ослепительно белыми.

Мужчина продолжил ворчать:

— Все лесные звери галопом пронеслись мимо меня, убегая от шума и гама, который ты производил. Иисусе! Такой отвратительный путаник не может быть лесным жителем, сразу ясно: в лесу ты новичок. Я время от времени останавливался, чтобы только взглянуть на тебя и подивиться, как неуклюже ты тащишься, как неумело обращаешься с пращой, как часто не замечаешь хороших откормленных зверей, которые стоят на месте, когда ты проходишь мимо. Ты не достоин даже того, чтобы целовать задницу у богини охоты Дианы. Наконец я понял, что вскоре ты полностью испортишь мне охоту — возможно, даже разбудишь спящих медведей, — и тогда я решил подождать, пока ты нагонишь меня. Кто ты, жалкий неумеха?