Воевода Шеин - [45]

— Ты услышишь моё слово завтра!

Шалиман развернул коня и поскакал прочь. Воины помчались за ним.

У Шеина чесались руки, послать вслед ордынскому князьку «ядро Анисима», но он сдержался. «Ладно, ты испытаешь это завтра в полной мере», — подумал Михаил.

День прошёл без потрясений, но в неустанных заботах о том, чтобы не попасть впросак завтра, когда ордынцы полезут на стены. Вечером Шеин решил, что надо послать в Калугу гонцов, уведомить большого воеводу о появлении орды и отправить туда пленного крымчака. Никанор отрядил в гонцы Петра и Прохора.

— Они смогут довести ордынца до воеводы, — сказал Никанор и с сожалением добавил: — Жаль, что пешком им придётся идти.

— Зачем пешком? — И Шеин спросил Вельяминова: — Михайлыч, можно в Большой Каменке достать пару лошадей с повозкой?

— Конечно, можно. Там же наши дозорные стоят. У них позволительно взять две или три верховые лошади, — ответил Вельяминов.

Гонцов выпустили во второй половине ночи через северные ворота. Их не открывали. Внизу под ними был проделан лаз, заваленный травой. Михаил и Никанор долго стояли на стене — слушали ночные звуки. Наконец дождались: где-то, уже далеко дважды ухнул «филин».

— Слава Богу, миновали ордынцев, — сказал Никанор и добавил: — Нам бы соснуть надо малость. День будет жарким.

Так уж случилось, что сотский Никанор был ближе к Михаилу Шеину, чем два тысяцких. С Москвы они прикипели друг к другу сердцами. Смекалистый умом Никанор стал для Михаила хорошей опорой во всех его делах. Он часто советовался с сотским о важном, и никогда ещё не было, чтобы Никанор дал ложный совет. Вот и сейчас сказанное Никанором, мало что значащее в повседневной жизни, было очень важным. Михаил провёл на ногах две ночи и день от зари до зари. Казалось, он упадёт от усталости. А близко рассвет, близко жестокий бой, и надо набраться сил, чтобы выстоять.

— И впрямь день будет жарким. Идём ко мне, прикорнём рядом, сподручнее будет.

Шеин с Никанором ушли в дом воеводы.

В стане ордынцев к вечеру минувшего дня случился малый переполох. Было обнаружено, что пропал коновод Риза. На опушке леса ордынцы нашли свежие следы урусов, срезанную ножом молодую берёзку и поняли, что Ризу похитили. Кто украл, гадать не приходилось. Князь Шалиман пришёл в ярость. Но виновных в исчезновении коновода не было, он сам попался на аркан, и потому, побушевав, Шалиман собрал мурз и сказал им с бранью:

— Ленивые курдюки, до рассвета вам быть завтра под стенами крепости. И сами поведёте нукеров[21] на приступ. Да помните, чтобы к полудню воевода Шеин и коновод Риза были у моих ног.

И в стане ордынцев всё пришло в движение. Воля князя для них была превыше всего. Чтобы исполнить её, воины не думали о своей жизни, не берегли её. И сотни их пошли в лес, в темноте рубили тонкие ели и сосны, вязали из них лестницы, тащили к крепости. И действительно, ещё не заалел восток, а не меньше сотни лестниц было уже под стенами Мценска. Их приволокли лежа. Каждую лестницу брали с двух сторон десятки воинов и на животах, извиваясь ужами, ползли вперёд, тянули тяжесть.

Также с западной стороны подползли к крепости тысячи воинов, которым с рассветом предстояло идти на приступ. Сила собиралась немалая: на каждого россиянина по пять-шесть крымчаков.

Вся эта подготовка орды к приступу не осталась незамеченной в русском стане. Чуткие дозорные на стенах услышали многие шумы. До них долетели и удары секир, и треск падающих деревьев, и злые крики мурз, подгоняющих воинов. К воеводе Шеину прибежал воевода Вельяминов и, хотя он знал, что Шеин только что забылся сном, разбудил его.

— Борисович, проснись, дорогой, орда прихлынула под стены.

Михаил поднялся тотчас. Сна как не бывало.

— Знал же ведь, знал, что так будет, — произнёс он. Спал Михаил по-походному, одеваться не было нужды. Встал, надел под кафтан кольчугу, препоясался мечом — готов в сечу. Метнулся в соседний покой, разбудил Никанора, Анисима.

— Пришёл наш час, други, всем на стены.

В пути Михаил распорядился перетянуть половину пушек с северной стороны на западную.

— Ошеломить надо ордынцев первыми же залпами, — пояснил он своё решение.

Воины исполняли своё дело слаженно и чётко. К двадцати пушкам прибавилось ещё десять. Их втащили на стену и поставили под козырьком у бойниц. С такой позиции враг был как на ладони. У каждой пушки по пятнадцать зарядов пороха и столько же «ядер» ближнего боя, увязанных в холстинках. Заняли свои позиции двести стрельцов с ружьями. Лучники, кроме стрел, приготовили жерди — сбивать с козырьков врага, если ему удастся добраться до верха. Не пугало защитников, что их в пять раз меньше, чем врагов.

В какой-то миг, когда уже заалело на востоке, в том и другом стане наступила тишина, и в этой тишине празднично, весело запели в зарослях ивняка на речке Снежеть соловьи. И все вспомнили, что в природе сейчас самый разгар весны. Многим воинам стало грустно. Никому из них не хотелось умирать в тот час, когда вокруг торжествовала весенняя жажда жизни.

Но миг умиротворённой тишины был коротким. С криком: «Аллах с нами! Аллах с нами!» — вздыбилось степное пространство перед западной стеной крепости, поднялись тысячи ордынцев и бросились бежать к ней, успевая на ходу пускать стрелы. И вот уже сотни воинов подхватили штурмовые лестницы. Неистовые ордынцы вот-вот прихлынут к стенам.