Военный разведчик - [23]

С утра занимаюсь дрессировкой слона. Слоном здесь называют танк Т-62. По прицелу навожу его ствол на ориентиры и предполагаемые цели. Данные угломера наношу на свою схему местности. Рядом с каждым, интересующим меня предметом, на схеме появляются дальность до цели, прицел и угломер для стрельбы из танка.

С минометом возни гораздо больше. На навесе, под которым сложены ящики с минами, закрепляю пустой цинк из-под патронов. На цинке штык-ножом делаю прорезь. Если ночью в цинк поставить включенный фонарик, эта прорезь превратится в светящуюся линию. Эта линия будет служить выносной точкой прицеливания для стрельбы ночью с закрытой огневой позиции. Со стороны хребта Зингар нет ни одного кишлака в зоне прямой видимости. С этой стороны я выбираю одну из целей. По карте определяю дальность до неё. Устанавливаю прицел. Выбираю заряд для мины. Для дымовой мины. С помощью дымовой мины миномет пристрелять проще. После двух выстрелов определяю все необходимые поправки. На схеме местности появляются новые данные. Для стрельбы из миномета.

Ближе к полудню на заставе объявляется Хасан. Рассказывает, что вчера вечером в кишлак приходили неизвестные. Забрали с собой шестерых мужчин и увели их в неизвестном направлении. Неизвестные — скорее всего душманы. Но Хасан не уверен. «Добровольцев» в отряды моджахеды набирают точно так же, как и Народная Армия. Да и Царандой (афганская милиция) не стесняется проводить призыв пополнения в свои ряды методом облав и принуждения. Так что с равным успехом это могли быть как душманы, так и представители силовых структур законной власти.

Зато появляется вполне естественная причина посетить кишлак. Ничего нового там я не узнаю. За стенами крепостей слышен плач женщин, старики все больше молчат. Возможно, что приходили все-таки душманы. В ответ на появление здесь агитотряда. Традиционно часть гуманитарной помощи, доставленной агитотрядом, моджахеды забирают у местных жителей себе.

Мои подозрения подтверждает и Шафи. Мужчин забрали только для того, чтобы перевезти часть продуктов в Карабагкарез. В этом кишлаке стоит банда Карима. Одна из самых крупных в нашем районе. Возможно, что через пару дней дехкане вернуться.

Наконец-то появляется возможность поговорить с Шафи без свидетелей. Я с удовольствием думаю, что смогу произвести на него благоприятное впечатление своим английским. Человеку, который учился в Оксфорде, будет приятно вспомнить язык своей молодости. Как хорошо, что Сан Саныч заставил меня немного освежить мои знания английского. Сейчас это очень даже к месту!

Увы, удивлен не Шафи. Есть в этом доме кому удивиться и без него. Только не говорите, что вы уже привыкли ничему не удивляться! В этой жизни. Я тоже привык. Но только не сейчас. Шафи обращается ко мне на чистом русском языке.

— С прибытием вас, Сережа. Давно ждали.

Я в шоке. По-моему даже в разведуправлении не знают, что Шафи в совершенстве владеет русским языком. Он не перестает меня удивлять. Вызывает удивление и последняя фраза»… ждали», сказанная во множественном числе. Понятно, что он работает не один. Непонятно другое — почему для установления связи с ним и его людьми потребовалось идти по такому сложному пути. Включать в цепочку нового человека, меня. А не ограничиться, к примеру, радиостанцией.

Он и не пытается посвятить меня в эти проблемы. Я должен знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения задачи. То, что эта задача мало связана со сбором информации — мне уже понятно. Шафи нужен связник. А еще ему нужен официальный канал выхода на советские войска. Чтобы можно было решать возникшие проблемы, используя их огневую мощь. Судя по всему, мои занятия военно-медицинской подготовкой в Ашхабаде оказались напрасными. Для моего легендирования они не понадобились.

Да, Шафи действительно классный специалист по джен-дзю-терапии. Но в разведуправлении не учли одного — на Востоке нельзя так просто стать учеником. Знания передаются по наследству, от отца к сыну. Один учитель — один ученик. Знания — слишком большое богатство, чтобы ими можно было разбрасываться направо и налево. Это достояние рода. Такова традиция! Право стать учеником, нужно заслужить. А это совсем непросто!

Но у меня есть маленький шанс. Совсем ничтожный! У Шафи нет сына. Девушка, которая приносила подносы с едой в день нашей первой встречи, его единственная дочь. Её мама погибла три года назад в автомобильной катастрофе. По шариату мужчине разрешается иметь четырех жен, но видно Шафи — большой однолюб. В его сердце есть место только для одной женщины. Раньше это место занимала его жена, теперь — дочь.

Девушку зовут Лейлой. Но чтобы уберечь ребенка от сглаза в афганских семьях детей обычно называют не именами, а ласковыми прозвищами. Есть такое прозвище и у Лейлы. Шафи называет её «Джуй» — Ручеёк. Её голос действительно напоминает журчанье ручейка.

У афганцев не принято восхищаться детьми, их красотой или здоровьем. Это исключительно опасно для ребенка, ибо злые духи только этого и ждут. Чтобы послать на него болезни и несчастья.

И уж тем более не принято у афганцев, спрашивать имя дочери. Интересоваться её здоровьем, либо спрашивать, почему её нет.