Военный коммунизм в России: власть и массы - [101]

.

А ревизор Майзель оказался настойчив и зол. В конце 1920 года он внес письменное предложение в ВЧК об усилении борьбы с бесчинствами, творимыми в губернских и уездных продовольственных органах: объявить красный террор растущим хозяйственным хищениям! «Расправа с виновными должна быть жестокая» и широко опубликованная. Хозяйственные хищения должны быть приравнены к хищениям военного имущества и караться высшей мерой наказания[540].

Эмиссия 523 390 186

Продразверстка 121 223 480

Цифры обозначают миллионы золотых рублей[541].

Опять же, двойное дно было не только у отдельных советских и партийных чиновников, но и у самого Советского государства. В тени — риторики о беспощадной борьбе со спекуляцией и вольным рынком Советское правительство проводило неограниченную эмиссию. Вся эта денежная масса, не обеспеченная государственными активами, целиком и полностью обслуживала тот самый спекулятивный рынок, с которым велась борьба. Только 5 % из всего объема выпускаемой денежной массы поступало в деревню легально, в уплату за сданные по твердым ценам продукты, остальные деньги выбрасывались предприятиями, рабочими, крестьянами, служащими и армией на вольный рынок.

В системе военного коммунизма денежная масса обслуживала значительную часть обмена между государственным сектором экономики и мелкотоварным частнохозяйственным укладом, который в основном представляло крестьянское хозяйство деревни. Поэтому, так или иначе, через различные каналы большая доля денежной массы оседала у крестьян, которых в 1918–1919 годах было трудно удивить пачками ассигнаций. Попытки Советской власти поставить правильную финансово-денежную систему путем введения денежных налогов на крестьянство потерпели в 1919 году такое же фиаско, как и первые мероприятия продовольственной диктатуры. Пачку денег было намного проще спрятать, чем мешок с зерном. С середины 19-го года в правительстве уже было возобладала тенденция борьбы с финансовым кризисом путем всевозможного сокращения выпуска в оборот новой денежной массы при выплате зарплаты и кредитовании промышленности, но голод и рынок диктовали свои условия. В 1920 году все буржуазные «предрассудки» были отброшены, и Наркомат финансов смело взял курс на неограниченный выпуск дензнаков, имея на дальнем прицеле совершенное уничтожение денежной системы путем ее самоудушения массой обесцененных «цветных бумажек».

Помимо использования запасов царского режима и слабой работы остатков промышленности государственные доходы, за счет которых большевики вели гражданскую войну, складывались из двух источников — эмиссии и продразверстки, т. е. за счет спекулятивного рынка и реквизиционной крестьянской политики. По мере усиления государственного аппарата главное значение как источника государственных доходов к последнему году войны приобрела продовольственная разверстка.

По сравнению с дооктябрьским периодом к началу 1920 года количество денег возросло примерно в 150 раз, твердые цены повысились в 60–100 раз, а спекулятивные цены взлетели в 1000–10.000 раз, в зависимости от региона и вида продуктов. Уже в мае 1918 года 1 рубль по своей покупательной способности был равен 1 копейке 1914 года. Вольные цены на хлеб поднялись еще выше, с 1914 по март 1919 года он вздорожал в 600–900 раз (вместо 3 коп. за фунт — 18–27 рублей). Четко определился недельный ритм скачкообразного повышения цен. Если в Петрограде в начале июня 1918 года стоимость нормального продовольственного пайка принять за 100 %, то на второй неделе она уже равнялась 116 %, на третьей — 125 %, на четвертой — 135 %, на первой неделе июля — 135 %, на второй 160 %, на третьей — 174 %, на четвертой — 163 %[542].

Прокрутившийся за время революции и гражданской войны калейдоскоп режимов и правительств оставил после себя многочисленные брызги в виде денежных знаков самого разного образца: николаевские, керенки, советские, украинские, марки, кроны, «колокольчики», билеты региональных правительств. В 1920 году этот причудливый коктейль в совокупности образовывал весь объем денежной массы, обеспечивавший жизнедеятельность вольного рынка на территории Советской России. Каждый денежный знак в определенных местах имел свою определенную стоимость по сравнению с другими валютами.

Причудливость взаимоотношений различных дензнаков на рынке не уступала узорам их графики. Например, в Киеве в 1919 году за керенку достоинством в 20 рублей можно было купить все, а те же керенки достоинством в 40 рублей не стоило и трудиться предлагать — их не брали. Разумеется, в иерархии стоимости различных дензнаков советские деньги, по причине их количественного преобладания, как правило, занимали низшие ступени, но Наркомфин мог быть доволен, ибо сов-знаки стали тем эквивалентом, которым измерялось достоинство остальных валют. Значительное влияние на колебания их курса оказывала военно-политическая ситуация в стране, а подчас и самые нелепые слухи.

Существенная разница в стоимости валют являлась источником устойчивого процветания нелегального валютного рынка. К примеру, в начале 1920 года в Харькове 500-рублевая романовская купюра стоила 6500 советских рублей, 100-рублевая «катенька» — 1000 рублей, думские деньги — 3500 и 4500 советских, керенки — с надбавкой в 100 %,10 золотых рублей — 12 тысяч совзнаков, германская марка — до 60 рублей, австрийская крона — 15 рублей.